Однако сомнения французских историков не разъяснялись, так как Ренан высказал почти такое же мнение, как Мишле. Смерть француза он признавал событием в нравственном мире, смерть же казака только физиологическим явлением {194} . И сравнительно недавно, уже после Великой войны, в европейской литературе ставился все тот же вопрос, можно ли считать русский народ «нацией».

По этому поводу вспоминается, как казак, убивший киргиза, оправдывается тем, что «киргиз не человек, т. к. у него не душа, а пар» {195} . По-видимому, многие образованные европейцы приблизительно также рассматривают русских. Едва ли подобные точки зрения достаточно серьезны для полемики, поскольку идет речь о русских людях. Достаточно было бы рекомендовать европейским скептикам внимательнее познакомиться со сложной душевной жизнью великих русских писателей. Они, и в их числе первый А. С. Пушкин, отражают нравственный облик русских людей и их соблазнительные мечтанья и сомненья.

Но вопрос о нации, применительно к русскому народу, великому, как океан, и разнообразному, как дикое поле, не так прост. Для того чтоб все это великое пестрое множество спаять в одну цельную и прочную нацию, нужно много больше чем для любого европейского народа, сплоченного на небольшой территории, а между тем даже европейские народы, например, даже итальянский и германский, нелегко сливались в единую нацию.

Нацию создает единый язык, литература, общенациональные ценности, исторические традиции, религия, единые устремления. Для того чтобы спаять народ единым национальным духом, Муссолини {196} организует постоянные экскурсии и массовые съезды в Рим, где приезжающих со всех концов Италии крестьян и рабочих знакомят с развалинами древнего Рима и величием его прошлого. Для того чтоб нация проникалась новыми стремлениями, фашистская Италия ежегодно празднует годовщину «похода на Рим» и этот день отмечает открытием новых созданий техники и культуры, новых памятников фашистского режима и свидетельств творческой деятельности власти. То же происходит и в современной Германии.

Но в огромной России это многосложное и трудное даже теперь при современных способах общения. Тем более неосуществимо это было в прошлом. Удивительно ли, что обитатель русской деревни был далек от национальных вопросов и глядел на мир лишь с высоты своей колокольни: «Мы вологодские, нам дела нет до других». Рассказывают, что в одной деревушке на Алтае только во время великой войны узнали, что царствует Император Николай II, а не Император Александр III.

И все же русский народ уже давно является нацией. Что же способствовало сплочению его в нацию? Здесь мы возвращаемся к Пушкину и его неоценимым заслугам в истории русской культуры. Многое из того, что создает нацию, дал нам Пушкин.

Нацию объединяет язык. Кто же до Пушкина владел в такой степени русским языком, кто придал ему такую легкость формы, изящество и простоту? Пушкин сделал литературный язык народным, а народный язык литературным. Со времени Пушкина русская литература стала доступной каждому знающему русский язык, и потому Пушкин имел основание утверждать, что его будут знать «и финн, и ныне дикий тунгус, и друг степей калмык» [85] . Он понимал, как велико его значение в деле создания доступного всем русского литературного языка.

Не менее велики заслуги Пушкина в деле воспитания русского национального духа, поскольку мы обращаемся к историческим его произведениям:

Вещий Олег, Летописец, Иоанн Грозный («Венчанный Гнев»), Борис Годунов, Самозванец, Петр Великий, Екатерина II, Александр I – оживают в произведениях Пушкина как строители русской государственности. Здесь Пушкин становится невольным воспитателем длинного ряда поколений, с детства внедряя в сознание их, что великие цари заслуживают доброй памяти «за их труды, за славу, за добро». В легко воспринимаемой и оставляющей прочные следы художественной форме Пушкин запечатлевает в сознании то, что связывает всех сынов России: знание ее исторического прошлого и веру в ее великий жребий в будущем.

Чтение Пушкина дает русским людям множество впечатлений, которых они не могут почерпнуть непосредственно. Огромное большинство русских людей лишено возможности лично увидеть столицы, побывать на Кавказе, в Крыму, в степях; Пушкин делает родными для нас все те разнообразные красоты русской природы, которые разбросаны на обширном пространстве «от финских хладных скал до пламенной Колхиды» [87] .

Нельзя обойти также еще одну крупную заслугу Пушкина. Через него происходило сближение всех слоев русского народа. Велико разнообразие пушкинских типов. И среди них бессмертны образы Савельича, няни, мельника и безропотного старика в «Сказке о рыбаке и рыбке». Пушкин сердечно любил простых людей и с душевной болью говорил о нищете народной, «где рабство тощее влачится по браздам неумолимого владельца» [88] .

Малоизвестно стихотворение Пушкина «Шалость» (1830), названию которого не отвечает его содержание. Стихотворение вскрывает, в действительности, безрадостную картину убогой деревенской нищеты:

Своими произведениями Пушкин помогал сближению русских людей. Он изобразил привлекательные черты слуг, которые не чувствовали себя рабами. Он заставил подумать о человеческих страданиях безвестного станционного смотрителя, теряющего дочь; маленького петербургского чиновника, теряющего невесту, мелкопоместного помещика, бессильного бороться с могущественным соседом. Он приподнял пелену, скрывающую печаль и страдания высокопоставленных лиц, кажущихся счастливцев, за тщеславием и внешнею выдержкою которых можно различить «долгие печали, смиренье жалоб» («Домик в Коломне»). У Пушкина все его герои прежде всего люди, со всеми их человеческими свойствами. Он заставляет чувствовать ближнего в самом дальнем. Простой челядин, чтец его произведений почувствует человека в барине, а большой барин подумает о человеческом в своем слуге. Пушкин, всегда отказывавшийся от нравоучений, выполняет великую миссию, которую он прозрел сам, что «чувства добрые он лирой пробуждал». Пушкин всеобъемлющ, и в своей любви ко всему русскому и ко всем сынам России он сообщает и своим читателям это чувство. Он создавал этим сознание единства.