— Мы любим, когда наши ставки под надежным контролем, — заверил Филанте гостя.

— Да-да, — дрожа, согласился тот, — разумеется.

— Ждем твой миллиард на счету условного депонирования в Лондонском банке… через недельку?

Ренальдо мысленно сглотнул. „Юлий Цезарь“ стоит по крайней мере раза в два дороже. Чтобы достать столько денег, графу придется заложить почти все владения. Однако если уж нельзя верить императору, тогда с кем еще и заключать пари? Кроме того, получалось, будто „идиот Филанте“ помогает графу купить звездный огонь „Юлий Цезарь“! Ренальдо усмехнулся.

— Договорились.

— Вот и отлично! — воскликнул Филанте, бросая взгляд на хронометр в стиле барокко, подвешенный к ребру крестового свода беседки.

Император нахмурился, затем перевел глаза на стайку окружившей майское дерево молодежи.

— До следующего забега еще почти час, Ренальдо, — заметил он. Приглядел кого-нибудь из этих? Гарантирую, все девственницы.

Разглядывая молоденьких девушек не старше пятнадцати лет, Ренальдо ощутил знакомое возбуждение.

— Даже и не знаю. Одна красивее другой.

— Ну, тогда вон ту, — предложил Филанте, показывая на гибкую шатенку. — Мы воспользуемся ею вместе — прямо на этой кушетке. Эй, малышка, — позвал он. — Да-да, ты, в розовой ленте.

Улыбаясь от удовольствия, Ренальдо потянулся к крупной, украшенной камнями броши, которая застегивала его тогу. Разделить девственницу с императором — исключительная честь. Это могло стать началом особого дня.

В те же минуты — в четверть одиннадцатого утра по земному времени Кэнби приехал в Манхэттен. Окольным путем направляясь в корабельный парк, он заметил на скамейке в старом Бэттери-Парке Синтию Тенниел. Выпавший два дня назад снег, как и следовало ожидать для этого сезона, совсем растаял с юга снова подули осенние ветры. По голубому небу плыли, обещая ясную погоду, плоские облака. Если бы не голые деревья, то показалось бы, что до зимы еще очень далеко.

— Можно к вам подсесть? — спросил Кэнби. Оторвавшись от книги, Синтия улыбнулась.

— Привет, Гордон, — сказала она, пододвигаясь на край скамейки.

Под расстегнутым пальто Синтии виднелся ярко-желтый свитер и широкие клетчатые брюки.

— Что привело вас этим утром в Бэттери-Парк?

— Вообще-то, — пробормотал Кэнби, сознавая, что все его „домашние заготовки“ для завязывания разговора рассыпаются, — если вам хочется услышать правду, вы.

— Я? — спросила она и засмеялась. — Наверное, вашему экипажу не хватает канонира или еще кого-нибудь в этом роде.

Кэнби рассмеялся вместе с нею.

— Как вы догадались? Неужели у меня на лице написано: „Требуется канонир“? Вообще-то…

Под холодными солнечными лучами собеседники снова рассмеялись. Видимо, выдалось именно такое утро, которое наполняет всего человека радостью.

— Что „вообще-то“, Гордон Кэнби? — спросила Тенниел. Ее голубые глаза искрились на солнце.

— Вообще-то канониры мне больше не требуются.

— Как? — Синтия изобразила крайнее удивление. — Значит, вы хотите, чтобы я работала у вас в машинном… или еще в каком-нибудь жутком отделении? Нет уж, Гордон Кэнби, или канониром, или никем!

— Может, вас устроит вечер в городе? Подняв брови, она замолчала.

— Меня? — наконец спросила женщина.

— Кроме вас, на этой скамейке больше никого нет, — парировал Кэнби. Значит, все-таки вас.

— Гордон, — начала она, внезапно помрачнев, — вы обо мне ничего не знаете.

— Наверное, поэтому я вас и приглашаю, — настаивал Кэнби, в то время как румяные щеки Тенниел превращались в пунцовые. — А разве есть какие-нибудь препятствия?

— Э-э… н-нет, — выдавила Синтия, поднося руку к губам. На мгновение их тронула печальная улыбка. — Просто…

— Просто что? — осторожно поинтересовался Кэнби. — Если вы не хотите…

— Да нет же, Гордон! — воскликнула женщина, и ее грустную улыбку тотчас же сменила тревога. — Дело в другом. Кэнби отчетливо ощутил смятение собеседницы.

— Прошу вас, — выговорил он, совершенно униженный. — Забудем об этом. Представьте, что я не заходил сегодня в парк. Извините, что доставил…

— Вы меня не поняли. Гордон, — возразила Тенниел, поднимая руку, как бы защищаясь. — Я бы хотела пойти с вами. Но…