Я осмотрел стопу. На тыльной стороне большого пальца красовалась крупная бородавка высотой в полсантиметра. Вид ее мне не понравился отнюдь не по эстетическим соображениям: ее поверхность была гладкой и розовой, с пупковидным вдавлением (незажившие ранки от бритвы), а кожа вокруг основания слегка покраснела. Я предложил его госпитализировать, а когда краснота исчезнет, удалить бородавку под местным обезболиванием.

Вскоре пришло время оперировать. Обработав стопу раствором йода и спиртом, я сделал местную анестезию и скальпелем срезал бородавку вровень с кожей. Брызнула кровь, которую я остановил, придавив ранку салфеткой. Затем наложил асептическую повязку с раствором фурацилина. Через несколько дней ранка немного зажила, и я выписал больного, освободив его на несколько дней от работы и строевой подготовки. Спустя два дня он явился на перевязку, а затем исчез. Как-то при встрече я спросил старшину его роты:

– А что это солдат с бородавкой не ходит на перевязки? Или уже выздоровел?

В ответ услышал:

– Так его и еще пятнадцать человек перевели в другой полк.

И я подумал, что бородавка, скорее всего, исчезла, а рана зажила.

Прошло четыре месяца. Я уже удалил почти все мелкие подкожные опухоли у солдат в полку, а оперировать хотелось. И я стал посещать хирургическое отделение госпиталя в те дни, когда там был плановый операционный день. За короткое время я самостоятельно выполнил несколько операций: грыжесечение, аппендэктомию, даже удаление из стенки желудка случайно проглоченной швейной иглы. И вот однажды в коридоре хирургического отделения я встретил того солдата с бородавкой.

– Ты чего здесь, случилось что? – спросил я.

– Да ничего не случилось, только бородавка до сих пор не зажила, и теперь меня лечат здесь, в госпитале, – ответил он.

Его ответ очень меня удивил. Решив навести справки, я отправился в хирургическое отделение. Начальником отделения в то время был подполковник Алексей Сергеевич Никотин, а ординаторами работали выпускник Ленинградского мединститута Петр Байдала, мой ровесник, направленный сюда около полугода назад, и окончившая ординатуру в Киеве Алла Григорьевна Прищепа (старший ординатор). Мой вопрос о солдате-«бородавочнике» Никотина удивил:

– Так у него же длительно не заживающая язва на пальце, он вторую неделю лежит у нас. Я ему делаю повязки с содовым раствором. Сода размягчает ткани, и, может быть, язва заживет.

С Петром у меня были более близкие отношения, чем с другими медработниками, и я рассказал ему подробности истории этого больного. Немного подумав, он предложил:

– Юра, а давай возьмем соскоб с этой язвы и отправим на гистологию. Только Никотину пока ничего не говори, а то он запретить может – дескать, гистологическую лабораторию перегружаем ерундой всякой. Я-то его знаю.

Так и порешили. Взяли соскоб и отправили в гистологическую лабораторию.

Следующее мое посещение хирургического отделения состоялось дней через десять. Как только я вошел в ординаторскую, сразу спросил Петра о результатах гистологии. Он ответил:

– Так уже пора бы прийти результату, но его пока нет…

И тут же обратился к Никотину:

– Алексей Сергеевич, а вы не получали анализов из лаборатории?

Тот вяло произнес:

– Пошарь у меня в столе, там какие-то анализы давно лежат.

Мы с Петром кинулись в кабинет начальника отделения. В ящике его письменного стола лежала пачка анализов, которым давно полагалось находиться в историях болезней.

– Ну, Никотин! Я неделю жду анализов, а они лежат у него в ящике. Хоть бы просматривал их при получении, – возмутился Петр, найдя нужный бланк.

Результаты анализа привели нас в неописуемый ужас – «ороговевающий рак кожи»! Человеку другой профессии это мало о чем скажет, но любой врач, даже такой молодой, как я или Петр, сразу поймет, что это приговор. Петр помчался в палату осматривать больного. Когда вернулся, на нем не было лица:

– Юра, да у парня печень увеличена и вся в плотных буграх. Это же метастазы…

Пару минут я обдумывал услышанное. Потом предложил сделать больному рентгенографию легких. Петр, одобрив это предложение, помчался его выполнять. В ожидании рентгенограммы мы сидели на крылечке и переживали за больного. Я сожалел о той операции, которую сделал ему в полку, и винил себя. Петр ворчал на Никотина, при всем его опыте не заподозрившего рак:

– Да что мы с тобой?! Работаем без году неделя, еще ничего не видели! Но Никотин-то двадцать лет в хирургии, и все «повязки с содой». Алла Григорьевна тоже хороша, делает эти перевязки и ничего не видит! Да, Юра, этот случай нас с тобой многому научит. А вот их – не знаю. А метастазы у него, похоже, уже до твоей операции были.

На рентгеновских снимках мы увидели ужасающую картину: оба легких были усеяны различной величины образованиями, которые рентгенологи сочли не чем иным, как метастазами. Больному Никотин сказал, что у него обнаружили заболевание легких и печени, что его комиссуют и нужно лечиться по месту жительства. Солдат вскоре уехал. О его дальнейшей судьбе мне не известно. Думаю, что прожил он недолго.

Петр был прав: этот случай нас многому научил. Я до сих пор помню эту безобидную на вид язвочку с гладким вогнутым дном розового цвета. С тех пор я не касаюсь бородавок и не рекомендую дотрагиваться до них своим знакомым, которые обращаются с просьбой их удалить. Только дерматолог может решить эту проблему. Помню, однако, что в детстве мою бородавку на безымянном пальце левой руки откусил Борька Корягин прямо на уроке. Она висела на коже. Я оторвал ее, забинтовал рану носовым платком, а дней через десять уже забыл об этом происшествии. Вот так, бородавка бородавке рознь.