Шрифт:
Страсти не что иное, как идеи при первом своем развитии: они принадлежат юности сердца, и глупец тот, кто думает целую жизнь ими волноваться: многие спокойные реки начинаются шумными водопадами, а ни одна не скачет и не пенится до самого моря. Но это спокойствие часто признак великой, хотя скрытой силы; полнота и глубина чувств и мыслей не допускает бешеных порывов: душа, страдая и наслаждаясь, дает во всем себе строгий отчет и убеждается в том, что должно; она знает, что без гроз постоянный зной солнца ее иссушит; она проникается своей собственной жизнью, – лелеет и наказывает себя, как любимого ребенка. Только в этом высшем состоянии самопознания человек может оценить правосудие божье».
Педагог: «Надо отдать Вам должное, Вы очень чутки к красоте внутреннего мира непорочной души. Но здесь важней другое – Вы в качестве компенсации неудовлетворенности жизнью пытаетесь подчинить себе души других людей. Для Вас жизненным успехом становится – достижение психологической власти над другими людьми. Личные Ваши добродетели здесь не обязательны. Важно суметь психологически привязать к себе другого человека (счастье – «насыщенная гордость»).
Вся ситуация заключается в том, что Вас недолюбили в свое время. А Вы, испытав страдания, начинаете мстить за себя, заставляя страдать других. Это садомазохизм».
Печорин: «Ну, почему же. Мучаются другие, но не я. Мучение приходит ко мне потом».
Педагог: «Это то, что можно назвать «ломкой» после полученного удовольствия. Вам нужно питаться хоть каким-то отношением к себе со стороны других людей. Если это не любовь, то может быть и ненависть (горячит кровь). Вы сохраняете при этом ясный, трезвый ум, делая других безумными. И этим Вы опасны».
Печорин: «Но ведь Вы заметили, что в дневнике я пишу о необходимости давать постоянно душе пищу, иначе она засохнет. Это, как я указываю, есть общий закон духовного развития».
Педагог: «Весь вопрос в том, с какими душевными страстями мы имеем дело. Низкие страсти порождают низкие дела. Ваша трагедия в том, что рано приобщившись к низким действиям (разврат светской жизни), Вы подавили в себе высокие страсти и пробудили низкие. Вот Вы и сами придумываете себе романы, чтобы хоть как-то приобщиться к «высоким» страстям. Впрочем, на «высокие» страсти у Вас уже нет сил. Вы, скорее, режиссер чужих страстей, а сами живете отраженным светом чужой эмоциональной жизни».
Печорин: «И что? Положение так безнадежно?».
Педагог: «Просвет есть. Вы пытаетесь познать себя через собственные страдания, Вы уже видите ущербность Вашей души и грядущее «правосудие божье». В этом залог Вашего будущего спасения. А пока Вы пьете чужие жизни и не напиваетесь. Вы можете насыщать голод своих ощущений только через страдания своих жертв, потому что никого не любите. Вы – духовный Чикатило».
Печорин: «Да Вы правы. Я хорошо понял историю своей болезни (читает): «Да, такова была моя участь с самого детства! Все читали на моем лице признаки дурных свойств, которых не было; но их предполагали – и они родились. Я был скромен – меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, – другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, – меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, – меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекла в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. Я говорил правду – мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался. И тогда в груди моей родилось отчаяние – не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, – тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей ее половины.».
Педагог: «В обществе и сейчас распространено безумие, неуважение к личности, дефицит веры в искренность и добро. Вы нарвались на бездушную машину «социума» и пережили своего рода эффект «падшего ангела», разочаровавшегося в возможностях любви и гуманизма. Но это все же позиция изнеженного барчука. Жизнь – не патока, не мармелад. Люди бывают жесткими и злыми часто, защищая себя, будучи по природе своей гуманными и добрыми. Надо стремиться видеть внутреннюю суть других людей, а не жить только собственными страданиями. Впрочем, Вы сохранили способность действовать, не потеряли способности ценить истинную любовь других к Вам и Ваше хорошее отношение к другим (княгиня Лиговская). Вы в пути, Вы ищите свободы, творчества. Вы – способны создавать ситуации сильных чувств, страстей вокруг Вас. Осталось «немногое» – ищите возможностей для помощи тем, кому плохо. Поле деятельности здесь огромно. Вы страдаете от непонятости. Вас примут и поймут те, кто знает цену страданиям: униженные и оскорбленные. Они и дадут Вам истинную любовь и примут Вас таким, какой Вы есть».
Конец ознакомительного фрагмента.