Распростертое тело лежало рядом с холмом из придорожных камней, который своими очертаниями напоминал склеп. Чуть поодаль она успела разглядеть стреноженных лошадей, остальное… застлал туман слез. Они жгли глаза, катились по щекам обессилевшей девушки.

Сбросив мешавшие ей сандалии, она, босая, кинулась к любимому.

– Ты жив?! – только и смогла вскрикнуть Тереза, чувствуя, как темнеет в глазах, как подкашиваются ноги… Она рыдала, прижавшись к его окровавленной груди, в бессознательной лихорадке гладя пальцами дорогое лицо, будто не веря; точно слепая, коя спешно жаждет убедиться в спасении возлюбленного… – Как ты?

Он не сказал ни слова, лишь дрогнули пересохшие губы. Рана оказалась куда опасней, чем ему представлялось.

Тереза бросилась к империалу, вытащила из-под откидной сидушки обшитую кожей круглую флягу на широком ремне; спотыкаясь, вернулась назад и, бережно приподняв голову майора, стала его поить.

Дон пил жадно, судорожно дергая кадыком, захлебываясь. Затем, откинув голову, проронил:

– Ничего. Пока поживу. Счастлив, что дождался тебя и вижу… – затем отдышался и, скосив глаза на бугор, горько выдавил: – Мигеля убили… Он здесь… Я похоронил его.

Она вздрогнула, покосившись на холм, сердце сжалось. Ей вспомнилось открытое лицо влюбленного юноши, вспомнилось хмурое утро, букет полевых цветов, робко положенных на ее колени, подаренный талисман…

Боль и отчаяние не вмещались в Терезу. Осторожно она опустила голову раненого, стараясь оградить его от страданий, но Диего всё равно скривился, сцепив зубы; и она, утирая слезы, проклинала себя за неловкость. В ответ он сжал ее локоть слабой рукой и, прерывисто дыша, молвил:

– Будет, Терези, на войне как на войне. Мы всё равно победим этих дьяволов… Мигель погиб настоящим солдатом, как должно мужчине.– Он через силу улыбнулся и серьезно сказал: – Любимая, наверное, я скоро…

– Нет! – она едва не закричала на него.– Перестань нести чепуху! Ты что, всегда так шутишь? Вы слишком славно выглядите для умирающего, сеньор.

Она пыталась шутить, пыталась хоть как-то взбодрить его, но понимала, что получалось фальшиво. Понимал это и Диего, но был благодарен и топорщил усы в натянутой улыбке.

– И всё же, Тереза, если что… – он оборвал ее,—королевский пакет, он здесь, на груди,– сожжешь… В моем сундуке, ты знаешь,– деньги… там хватит вашей семье, чтобы купить большой дом в Мехико и боле не думать о нищете…

– А ты? – черная прядь прыгала в дергающихся плачущих губах.

– Если станет совсем… застрелишь. Обратный путь не легче, а от живого трупа – одна обуза.

– Замолчи, или я… – девушка сжала кулаки, в глазах блестели теперь слезы гнева.

– Ну, вот видишь,– майор как мог подмигнул ей и пришпорил улыбку,– у тебя довольно характера, чтоб нажать на курок и облегчить мою участь. Да, похоже, затеяв эту игру, я… проиграл… Черт! Где мой пистолет? – он шеркнул рукой по земле.– Почему я никогда не могу най-ти то, что мне надо?

– Потому, что за вами некому ухаживать, мой господин,– она подала ему лежащий в стороне трехствольник и положила руку на давно просившую бритвы щеку.—Ты не умрешь.– Это был приказ.

Диего согласно дрогнул веками:

– Тем более, что я всегда загадывал умереть в родной Андалузии в объятиях такой сеньориты, как ты. Глянь-ка, кровь перестала течь?

Тереза осмотрела рану и удовлетворенно кивнула:

– Считайте, что вы родились в рубашке, сеньор! Ну что, я подгоню экипаж?

Де Уэльва удержал ее за подол:

– Посиди еще рядом, успеется.

Она не противилась, но и времени не теряла: не раздумывая, отхватила ножом длинный кусок от юбки, ставшей выше колен; осторожно перевязала раненому руку, а оставшийся лоскут намочила водой из фляги. Стараясь не дышать, она омыла ему лицо, выжимая материю так, чтобы капли влаги попадали на шею и грудь.

– Странно…

– Что странно? – переспросила Тереза.

– Признаться, я никогда не видел прежде, чтобы женщина так обхаживала мужчину.

– Значит, такие были у тебя женщины,– фыркнула Тереза.– А мне так нравится.

– А я мечтал об этом.

– Я тоже,– смущенно добавила она, промокнув его лоб.

Вокруг было тихо и безлюдно, как при сотворении мира. Де Уэльва, держа ее искусанные москитами руки, глядя на густые волосы, что проволочными кольцами ниспадали на уши и серую от пыли шею, задумчиво сказал:

– С того времени, как Господь создал нас, мы дерзаем создать Его по образу и подобию своему. Пытаемся заглянуть в глаза Бога, не ведая, что это око Бездны.

– К чему ты это? – голубая жилка явственно проступила на виске девушки. Чуть выше переносицы, между бровями восклицательным знаком сбежались тоненькие, словно трещинки на разбитом стекле, морщинки.