Незнакомец, услышав имя, слегка поморщился, но Артур ничего не заметил.

– Я Рональд. Будем знакомы.

Разговор быстро пошел на лад. Поначалу Артур отвечал робко и отнекивался от вопросов. Незнакомец рассказывал о своих приключениях, походах в далекие страны, и вскоре юноша почувствовал себя в своей тарелке, любопытно задавая вопрос за вопросом. Они заказали еще выпить, по очереди выкуривая табак. Артур поведал об отчиме, как его ненавидит и о том, что ничего не может с этим поделать. Довольствуясь внимательным слушателем, он упомянул мать и Кармелиту. Юноша почувствовал себя кем-то средним между ребенком, что жалуется папе на больной палец, и юнцом, познавшим сладость первого поцелуя. Как ни странно, это ему нравилось, ведь он еще никому толком не открывался. Рональд, казалось, был этому только рад.

– Примерно в твоем возрасте я узнал, что такое любовь, – поведал Рональд, услышав о Кармелите. – Тогда у меня были обе конечности, и я только вернулся с войны. Мои руки были по локоть в крови, я только и знал, как убивать да грабить. Война воспитала во мне жестокость, и смерть шла за мной по пятам. Если мне и попадались женщины, то я видел в них лишь плоть для потехи. Любовь была для меня чужда.

Однажды, как всегда, я пришел в церковь – умолить Бога о прощении. Там была девушка, многим младше меня. Она отдала целую буханку хлеба нуждающимся, и я заметил, как женщина, стоявшая подле нее, со злостью наблюдала за происходящим, но при свидетелях усмирила свой пыл. На выходе, неподалеку от церкви, я увидел, как та же женщина, уединившись с ней и оказавшаяся впоследствии ее матерью, бранила молодую девушку за это. Дочь пыталась оправдаться, но лишь распыляла ярость матери, за что, в конечном итоге, получила затрещину.

Во мне заиграло дремлющее сочувствие к девушке, что показалась мне совершенно чистой и невинной, и я вмешался. Они обе напугались, завидев меня, но я отстаивал правоту девушки, как мог, и мать отступила, угрожая будущей расправой. Девушка поблагодарила меня и улыбнулась. И тогда я обратил внимание на ее красоту. Ее глаза были наполнены жизнью, молодое тело бурлило кровь, а локоны белокурых волос ласкали взгляд. Она последовала за матерью – я не отставал. Вскоре злобная стерва меня спровадила, но я наведался к ним на следующий день. Отнекиваясь и кряхтя, тетеха все же открыла мне дверь. В отличие от матери, девушка была добродушной и приветила меня как подобает. Мы быстро сдружились.

Он раскурил трубку.

– У меня было много свободного времени, поэтому я помогал ей со всей работой, что возлагала на нее мать. Она научила меня пользоваться иглой и нитками, что мне впоследствии, пригодилось не раз. Без нее я становился рассеянным и неуверенным в себе, поэтому приходил к ней каждый день. Улыбка на ее лице воплощала во мне жизнь – я никогда такого доныне не чувствовал и в конце концов понял, что влюбился.

Вскоре мамаша завела себе мужика и стала смелее – путь к ним мне был закрыт. К моему счастью, девушка сама стала приходить. Мы виделись почти каждый день: она с удовольствием уходила от злобной матери и наведывалась ко мне. Однажды мать ей устроила очередную взбучку, и она, не выдержав, сбежала из дому. Юная красавица, вся взмокшая и продрогшая от дождя стояла у меня на крыльце. Тогда мы провели ночь вместе, – то была лучшая ночь в моей жизни. Я уговорил ее жить со мной и через месяц мы поженились.

Рональд запнулся и на глаза его нахлынули слезы воспоминаний.

– А где она сейчас? – спросил юноша.

Собеседник не смог подобрать слов и промолчал. Артур, завидев его угрюмое лицо, решил не докучать его расспросами и быстро перевел тему. Вскоре Рональд забылся и разговор возобновился с новой силой. Любопытство юноши не желало отступать, и он, учтиво выждав время, задал вопрос, что мучил его голову с момента знакомства.

– Как вы потеряли руку?

Рональд и глазом не повел – вопрос был для него привычным.

– Разбойники.

– Зачем? Чего они хотели?

– Для них это была забава – своего рода развлечение, потеха. Но долго им глумиться не пришлось.

– Что с ними сталось?

– Я не горжусь тем, что сделал, но и не жалею. Они встретили смерть у себя в постелях.

Рональд поник. Было ясно, что прошлое было для него тяжким бременем. Юноша усмирил любопытство и, взяв трубку, молча закурил. Стряхнув грусть, собеседник вскоре продолжил беседу.

Они сидели долго и не сразу заметили, как появилось солнце. Тем временем кабак опустел почти полностью. Остались только пьяные дебоширы, но и те, разбросанные по помещению, храпели, что есть мочи.

– Настала пора расстаться, – улыбчиво сказал Рональд.

– Мы еще увидимся?

– Конечно, если тебе не надоели мои россказни. – Калека широко улыбнулся. – Я остановился у хозяина кабака – он мой старый знакомый. Так что можешь прийти в любое время и спросить меня.

– Хорошо, приятно было познакомиться. – Артур поднялся со стула, ощутив легкое головокружение от выпивки, помахал новому другу на прощание и поспешил домой.

Время шло. Артур работал все больше и свободного времени у него почти не оставалось. Отчим часто брал его на охоту, в особенности в середине дня (утром он отходил от выпивки). С Кармелитой Артур виделся редко: нужно было скрываться от отчима, да еще и находить для этого время. Но каждая секунда, проведенная с ней была незабываема, и он дорожил этим временем. С Рональдом он больше не виделся, хотя однажды ночью пришел в кабак, но, к несчастью – на месте его не застал.

В конце лета до них дошла весть, что по всей Европе собирается паломнический поход в Святую Землю с целью ее освобождения от турок. Артур всю жизнь мечтал сражаться, стать воином, а может, даже рыцарем! Новость впилась ему в голову, словно назойливая муха. Он много раз размышлял, как пойдет с братьями – паломниками на войну и заслужит славу и почести в бою. Но он не мог. Не мог оставить мать одну, с отчимом. Не мог оставить Кармелиту. Не мог оставить дом.

Отчим и не зарекался по поводу сея мероприятия, что Артура совсем не удивило. Слово – честь, для человека такого рода, было чуждым и бессмысленным, хотя он и считал себя “знатным”. Как бы тяжело не было, приходилось мириться: вечные нападки недоотца, усталость, ругань, болезненные выволочки – все грузно ложилось на плечи юноши.