Возвышение Анахарсиса шло у Эфора в русле идеализации всего скифского народа, древность, а стало быть, мудрость которого подтверждена свидетельствами о нем самого Гомера (Strab. VII 3, 7). Благозаконие и непобедимость скифов Эфор выводит из их скромного образа жизни, общности жен и отсутствия имущества. Подобная идеализация северных варваров была нова для своего времени. Интересно, что одним из непосредственных источников столь комплиментарного отношения к скифам было учение Платона об идеальном обществе, где были впервые объединены семейный и имущественный коммунизм и простой образ жизни [49] .

Судя по всему, именно у Эфора формируется образ Анахарсиса как «мудреца-дикаря», побеждающего простым правдивым словом замысловатую эллинскую дискурцию и служащего живым упреком развращенным и испорченным цивилизацией грекам. В апокрифических «Письмах Анахарсиса» (III в. до н. э.) этот образ использовался для пропаганды кинических идей. В этих письмах, в большинстве своем адресованных правителям прошлого, их автор обличает насильственный характер любой власти, борется с «расизмом» греков, ставящих себя выше варваров, и прославляет простоту и нестяжательство: «Одеждой мне служит скифская хлена, обувью – подошва собственных ног, постелью – вся земля, моя лучшая еда – молоко, сыр, мясо. Все лакомства – голод. Я свободен от всего того, из-за чего большинство людей постоянно в трудах» [50] .

Подобная же риторика отличает скифа в рассказе Диодора Сицилийского о визите к Крезу «первейших среди мудрецов» – Анахарсиса, Бианта, Солона и Питтака. Пожелав оценить мудрость старшего из философов (а таковым оказался именно Анахарсис), царь спросил его, кого из сущих он считает самым храбрым, самым справедливым и самым мудрым? Тот ответил: самых диких животных, ибо они живут в соответствии с природой, а не с придуманными законами. Крёзу не оставалось ничего, кроме как посмеяться над ответами равнодушного к богатству философа, объяснив их его «зверообразным воспитанием» [51] .

Анахарсис – мудрец, потому что скиф.

Скульптура Пьера Ле Гро, конец XVII в.

Образ Анахарсиса как критика цивилизации и проповедника простой и скромной жизни развивается у более поздних авторов – Плутарха, Элиана, Лукиана. То, что показалось первостепенным в истории с Анахарсисом Геродоту – неприятие скифами эллинских обычаев – окончательно уходит на второй план. Назначенный киниками живой антитезой для всего, что им казалось гибельным в культурной жизни человечества, Анахарсис сохранит эту роль вплоть до наших времен. Общее отношение греков к странствующему мыслителю доносят «Письма Аполлония Тианского»: «Скиф Анахарсис был мудрецом – и если он скиф, и потому что скиф» [52] .

Если образ скифа Анахарсиса на века закрепился в античной культуре как образ благородного дикаря, народного мудреца и воспевателя простой жизни, то имя Абариса прославили в большей степени совершенные им чудеса.

Чудотворец Абарис стоит в ряду посетивших Грецию гиперборейцев несколько особняком – его имя фигурирует в таком большом количестве источников, что в его реальном существовании сомневаться весьма затруднительно. Скепсис в этом отношении допускал разве что Геродот, однако в равной степени он не верил и в существование самих гипербореев – это-де абсурдно, ибо нарушает правила симметрии: «Ведь если есть какие-то люди на крайнем севере, то есть и другие – на крайнем юге» [53] , но о них никто не слышал.

Согласно Пиндару, Абарис появился в Элладе при лидийском царе Крёзе [54] , т. е. в промежутке между 560 и 546 гг. до н. э. Целью поездки Абариса в Грецию был, очевидно, не «интеллектуальный туризм» и желание посмотреть мир (в подобные поездки отправлялись греки, но не варвары) и вряд ли только «восстановление дружбы и родства с делосцами», на чем настаивает Диодор Сицилийский [55] – будучи жрецом Аполлона (Porph. V. Pyth. 28; Iambi. V. Pyth. XIX 90), Абарис, очевидно, выполнял в Греции какую-то функцию, связанную с отправлением культа.

Известен он был, в первую очередь, тем, что «странствовал по всей земле со стрелой в руке и при этом ничем не питался» [56] .

Единого мнения по поводу предназначения стрелы Абариса, с которой мудреца неизменно ассоциировали, начиная с Геродота, впрочем, не было никогда. Ликург Афинский полагал, что стрела была нужна Абарису как жрецу в качестве символа Аполлона – он предъявлял ее как своего рода удостоверение [57] . По Гимерию, Абарис просто ходил, вооруженный луком [58] ; стрела в таком случае служила ему боеприпасом. В свою очередь Фотий объяснял, что стрелой Аполлона метафорически именуется красноречие, и именно на такой-то стреле Абарис и облетел все земли и все моря [59] .

Своя версия нашлась и у Оригена, отмечавшего способность Абариса бегать со скоростью летящей стрелы. Что, по мнению александрийца, отнюдь не является признаком божественности, как сказали бы многие. «Допустим, что действительно божественность наделила Авариса Гиперборейца такой силой, благодаря которой он мог носиться со скоростью стрелы. Но какую же пользу мог получить от этого род человеческий? Чем была полезна скорость, равная полету стрелы, и ему самому? – и все это при том предположении, что вся эта история нисколько не заключает в себе вымысла, что все это действительно происходило, хотя бы и под влиянием некоторой демонической силы» [60] .