Поэтому, кстати, сильно себе вредят те, кто «пережимает» с подобными сюжетами! Такое явление как «перекорм» (с естественной ответной реакцией на него) никто не отменял.

А участь «простого народа» – это тема, близкая всем. И в этом, кстати, нет ничего предосудительного! Так и должно быть. В конце концов, чем же и мотивировалась от века (или, по крайней мере, прикрывалась…) любая социальная активность, идейная борьба, публичная политика и самая жертвенность? Разве не желанием облегчить участь простого человека?..

И эти соображения рано или поздно должны были стать правилом не только для актуальной политики, но и для исторических исследований! Со времён Школы «Анналов» дурным тоном считается выдавать войны и деяния правителей за историю народов. Действительно, почему подробности интриги графини Дюбарри, герцога д’Эгийона, канцлера Мопу и аббата Террэ против министра Шуазёля, занимавшие умы нескольких сотен аристократических фамилий, – должны вызывать больший интерес, нежели жизнь миллионов французских семейств той эпохи, во всей её многогранности и полноте (чем питались, в чём каялись, во что одевались…)?

Именно условия жизни простого народа, именно «миры повседневности» должны характеризовать любую историческую эпоху в глазах потомков и определять их отношение к ней! Проблема в том, что исследователи и в этом случае оказываются не менее пристрастными и «ангажированными», чем при описании жизни двенадцати цезарей.

А что может быть важнее в жизни простого человека (да и непростого…), нежели вопрос сытости и голода? Сыт ты или голоден? – это ключевой вопрос бытия. С просьбы о хлебе насущном начинается «Отче наш»; да и в ворожбе заговор на хлеб считался одним из сильнейших. Так что неосоветчики, решившие именно на этой теме наращивать политические дивиденды, всё рассчитали верно. Поскольку данный вопрос – ключевой, постольку он является главным в идейной борьбе! Победить противника в этом вопросе – значит одержать победу в борьбе за умы.

И пока наивные романтики поздней Империи учреждали «дворянские собрания», озабочивались «возрождением бальной жизни» и скорбели о царственных страстотерпцах, неосоветчики сосредоточили свои усилия на разработке и распространении новой чёрной легенды о России. Должного отпора им не было – так что они вполне преуспели в своём деле.

Есть, правда, ещё один немаловажный момент, объясняющий широкую распространённость и популярность мифа о голоде в дореволюционной России: катастрофическое падение интеллектуального и образовательно уровня в российском обществе. Похоже, мы сейчас находимся на пороге новых, электронных, «тёмных веков».

Как это ни печально, но многократно возросший объём доступной информации, невиданные доселе лёгкость и быстрота её получения, – не увеличивают пропорционально стремления получать эту информацию! Тяга к серьёзным источникам (которые надо долго читать) встречается очень редко – скорее в порядке исключения. Большинство наших сограждан довольствуется короткими «информ–агитками», которыми переполнен интернет. Налицо примитивизация представлений о действительности; предельно упрощённое её восприятие…

Это – как раз та среда, в которой даже самый лживый и нелепый исторический миф может успешно распространяться, завоёвывая людские умы и обретая новых приверженцев.

Разберём же по косточкам анатомию этого мифа!

До поры до времени оставим в стороне Советскую власть с её холопьями (историками, демографами и экономистами, находившимися у неё на содержании). Пойдём «след в след» за нашими современниками – непосредственными разработчиками мифа о «голоде при царе». Посмотрим, от чего они отталкиваются в своём мифотворчестве, на чём основываются и что утверждают.

Прежде всего разберёмся с вопросом: что же они опровергают, чему противопоставляют собственные «открытия»?..

С этим всё просто. Надо сказать, что мифотворцам очень повезло с обстановкой; с самим моментом их «выхода на сцену»… Лучшего времени для успешного запуска очередной совковой «утки» выдумать было невозможно. Почва для этого была подготовлена на все сто!

К сожалению, колебания общественного мнения, смены его симпатий и антипатий заставляют вспомнить стадо… ну, скажем, антилоп. Несутся всей толпой в одну сторону; потом вдруг (напуганные, например, вертолётом) – не разбирая дороги, бросаются в противоположную. Единогласно и бестолково; под действием эмоций, а не разума… Примерно так же изменяется под воздействием внешних факторов вектор общественного мнения.

В пору горбачёвской гласности и первых лет ельцинской свободы российское общество успело досыта нахлебаться дешёвой «антисоветчины» – глашатаями которой были, прежде всего, выпущенные из дурдомов диссиденты–русофобы и пошлые «мастера разговорного жанра». Одной из характерных примет той эпохи, наряду с оголтелым антисоветизмом (порой – откровенно идиотским, в духе «ста миллионов расстрелянных коммунистами»…), была столь же наивная идеализация дореволюционной России.

Представители старшего поколения наверняка вспомнят благостные сюжетцы в перестроечных телепередачах, формировавших общественное мнение, – «Взгляде», «Веди», «До и после полуночи» и т.д.