В конце концов, медсестра, все-таки, появилась и, приветливо улыбаясь, сказала, что доктор Коллинз ждет меня в своем кабинете. Мы о чем-то болтали с ней по дороге через длинный коридор и пару лестничных пролетов, но я не могу сказать точно, о чем именно. Да это и не важно. Дверь в кабинет доктора захлопнулась за моей спиной, и он, сидя за столом и не отрываясь от тетради, в которую что-то усердно записывал, жестом пригласил меня сесть.

Несмотря на то, что осень была уже не за горами, теплое и приветливое августовское солнце ярко освещало кабинет доктора Коллинза. Из окна палаты оно смотрится совсем по-другому, подумала я, не таким приветливым и ярким, как здесь, а может это просто мои домыслы. Доктор Коллинз продолжал что-то записывать в свою толстую тетрадь, то и дело покашливая и поправляя очки, а я терпеливо сидела напротив него и ждала, когда он освободится.

–Итак, Сара, – наконец сказал он, отрываясь от блокнота и поднимая на меня свое доброе круглое лицо, очередной раз поправляя очки. – Вот и подходит к концу твоя реабилитационная программа. За эти три месяца в нашей больнице ты совершила невероятный прорыв. Я не могу не оценить это. Когда тебя привезли к нам, твое душевное состояние вызывало у меня огромную обеспокоенность, но теперь я вижу перед собой прекрасную милую девушку с разумным взглядом. Ты молодец! Ты сильная! Многие другие, оказавшись бы на твоем месте, не справились бы, но ты молодец.

Он замолчал и с восторгом окинул меня с головы до ног. Я ждала, что он продолжит, но он, видимо, сам ждал от меня каких-нибудь слов. Но каких именно? Я не знала, что сказать ему. Единственное, на что я оказалось способна, это глупо улыбнуться в ответ на его молчание.

–Есть какие-нибудь мысли по этому поводу? – спросил он, прервав эту неловкую паузу, и снова улыбнулся своей доброй улыбкой.

Я пожала плечами, и тогда он снова спросил:

–Ты боишься?

–Чего именно? – наконец, ответила я вопросом на вопрос, искренне не понимая, что он имеет ввиду.

–Ну как… Сегодня тебя выписывают, и ты поедешь домой, – ответил он. – Это вполне естественно, нервничать в таких случаях. Все-таки, ты провела здесь три месяца, а это не мало. В больнице ты чувствовала себя в безопасности и комфорте, а там…

–Не совсем так.

–Что не совсем так?

–Это всего лишь больница. Здесь пахнет хлоркой и лекарствами. Комфорт я смогу ощутить только тогда, когда переступлю порог собственного дома, – твердо ответила я.

Наверное, эта фраза прозвучала немного цинично из моих уст, учитывая, как хорошо ко мне относился все это время персонал лечебницы, но… Я просто защищалась. Мне было страшно. Я вдруг подумала, что если я скажу ему, да, меня это немного беспокоит, то он решит продержать меня здесь еще какое-то время. Я не хотела этого. Я хотела только одного – поскорее выписаться!

–Понимаю, – кивнул он в ответ на мою довольно грубую фразу и сделал какую-то пометку в своем журнале, после чего спросил. – Скажи мне, Сара, тебе все еще снятся кошмары?

Я отрицательно покачала головой.

–Ты говоришь правду?

–Если они мне и снятся, то я не помню об этом по утрам, – солгала я в ответ. Уверена, если я бы я рассказала ему о ночном кошмаре, который до сих пор снится мне каждую ночь, он наверняка отменил бы свое решение выписать меня сегодня. Он обязательно продержал бы меня еще месяц, может быть, два, может быть, шесть, может быть, целый год… Если мне придется ждать, пока прекратятся ночные кошмары, я могу никогда не выйти отсюда, подумала я про себя.

–О чем же ты мечтаешь? – задал он следующий вопрос.

Молчать было глупо, поэтому я ответила:

–Поскорее покинуть эту больницу.

–Я имею ввиду не текущий момент, – слабо улыбнулся он в ответ. – В целом, о чем ты мечтаешь?

Я пожала плечами, и по его взгляду поняла, что этого ему недостаточно, поэтому, все же, ответила, стараясь осторожно подбирать слова:

–Наверное, о том же, что и остальные… Просто быть как все… Выпить утренний кофе, пойти на работу… А вечером спешить с нее домой, зная, что дома тебя ждет любимый муж и дети… Выбраться за город на выходные или поехать к родственникам… Наверное, об этом я мечтаю…

Он пристально посмотрел на меня и спросил:

–Ты часто прокручиваешь в своей голове то, что произошло с тобой в мае?

Я снова отрицательно покачала головой и спросила в ответ:

–А разве в этом есть какая-то необходимость?

–Но ведь не можешь ты просто вычеркнуть это из головы, – уверенно кивнул он. – Так все же? Ты прокручиваешь в своей голове то, что произошло с тобой?

–Я не вижу смысла прокручивать это в своей голове… – начала я, снова стараясь очень аккуратно подбирать слова.
– Я помню все, начиная с того момента, как Бен привез меня туда… В ту хижину… Там было так красиво… Я имею ввиду, поляна, лес. Озеро… Я помню все в мельчайших подробностях… Ну, почти все… Помню, как они накачивали меня наркотиками и виски… Помню, как проснулась голая, привязанная к стулу… Помню, как они снимали все на камеру… Помню, как сбросили меня в подвал… Иногда я думаю об этом, ведь у меня на теле столько шрамов… – Задрав шею я показала ему на горло, – это шрам от тонкой и острой как бритва веревки, которой они душили меня… – Потом я показала ему на бугристый круглый шрам чуть выше моего правого колена. – Это был Джим, он тушил об меня сигарету… А вот здесь…

–Достаточно, Сара, – прервал меня доктор Коллинз. – Совсем не обязательно держать это в своей голове. Совсем не обязательно помнить о происхождении каждого своего шрама…

–Я помню не о каждом шраме, – возразила я ему и положила указательный палец на правую щеку. – Вот этот шрам, например. Я понятия не имею, откуда он взялся!

–Все равно, это не очень хорошо. Тебе нужно двигаться вперед, и постараться забыть о прошлом как можно скорее, понимаешь? Впереди тебя ждет все только хорошее и прекрасное.