Большинство лангобардских королей были настолько честны, насколько и несчастны. В качестве примера мы приводим королеву Гундебергу, дочь знаменитой Теодолинды, которая была почти в той же степени добродетельной, как ее мать. Адалульф, герцог Альба, один из влиятельнейших придворных короля Ариальда, ее супруга, влюбился в нее и сделал ей совершенно нескромное предложение. Королева покраснела, оплевала его и услала прочь. Адалульф оттер лицо платком и разгневанный оскорблением отправился к королю, чтобы перед ним злодейски обвинить королеву и убедил его в том, что его жена находится в (тайной) связи с юным Тасоном, герцогом Фрейльским, который был очень красивым мужчиной. Легковерный и ревнивый монарх в тот же миг приказал заключить Гундебергу в замок Ломелло в Павии, где бедная королева провела многие годы на самом верху замковой башни, где она день и ночь пела пронзительным голосом жалобные песни, которым она когда-то обучилась у своей воспитательницы и бродячего певца.

Когда я случайно проходил у подножия башни, я услышал печальное звучание лютни плененной королевы, стоящей у окна. Я остановился и дал ей понять, вырывая в этот миг на себе волосы, что мне ее от всего сердца жаль. Она была взволнована со своей стороны и с доверительным чувством сбросила вниз дощечку из слоновой кости, покрытую воском, на которой можно было прочесть: Дагоберт, король франков, мой возлюбленный и дорогой кузен, освободи меня, я невинна. Я дал Гундеберге знаком понять, что она может рассчитывать на меня, и сразу же отправился по дороге в Париж. Так как в день моего прибытия шел дождь, Дагоберт был занят тем, что давал своим собакам куропаток, каплунов, которых те мигом сжирали. Когда его оповестили о посланце любимой кузины, он поднялся и обратился к своим собакам с такими словами: Господа, нет такого прекрасного общества, которое нельзя было бы оставить. Затем он покинул своих любимцев, возвратился в свои апартаменты, воссел на свое кресло, дал мне аудиенцию и обратился в слух. И уже на следующий день он направил послов к королю лангобардов с просьбой, освободить свою жену или, по меньшей мере, простить ее прежнее поведение. Граф Пистон, начальник замка Ломелло, который уже давно был опечален несчастьем королевы, вызвался определить ее невиновность при помощи математического доказательства, а именно посредством двоеборья. Он бросил перчатку герцогу Адалульфу, который был убит в поединке. После математического доказательства сильной стороны уже никто не сомневался в невиновности Гундеберги, которая вновь взошла на трон и выразила огромную благодарность графу Пистону 13 .

Я всегда буду ощущать себя счастливым человеком, ибо знавал великолепного (правителя) Карла Великого, но я не могу простить ни некоторых создателей романсов, ни неких поэтов за ту свободу, которой они воспользовались, изображая великого монарха чем-то вроде Кассандры. Это поэтические права вольности, которые я не могу одобрить. Невозможно произнести имя этого короля без чувства почтения и без воспоминаний о том дне, когда я был свидетелем, как он водружает на себя королевскую диадему Запада под ликование всего римского народа 14 .

Не стоит удивляться, что дочь Карла Великого имела нежные отношения, но не с загадочным, однако, писателем Эгинхардом, ибо тогда, как и сейчас, дамы предпочитают людей шпаги людям науки, а именно, дикую дичь вместо домашней птицы.

В это время в Польше проживало очень много евреев. Это пробудило во мне желание заглянуть ненадолго туда. Однако, как только я попал в страну, то был напуган, когда мне рассказали, что Попил, польский герцог, был недавно съеден, возможно, крысами. Почему же он не окружил себя мышеловками, сказал я. Часто можно видеть монархов, которые проглатывают свое добро и добро своих поданных из числа придворных, которых можно назвать кошками. Однако нигде, кроме как в Польше, можно было увидеть князей, съеденных крысами. В других странах эти животные довольствуются тем, что грызут книги и сыр.

Наследники Карла Великого стремились иметь блестящий двор, однако его великолепие по сравнению с тем, что можно было увидеть в Константинополе, было очень скудным. Я в течение двухсот лет не испытывал никакого желания провести последние три дня на городском карнавале, но иногда тоже посещал в оставшуюся часть года. Здесь я приобрел Библиотеку Фотия в тот самый день, когда она продавалась: произведение, которое для всех должно служить образцом, особенно для тех, кто желает писать книги и не знают как, и при этом уметь подать себя. Книги продавали очень дорого, много дороже того, что я мог бы за них заплатить, ежели бы я не имел счастье выйграть большое количество пари в Цирке.

Кайзер Басилий не мог хорошо относиться к Фотию, а именно потому, что его, Фотия, приводил в состояние веселья известный случай, о котором кайзер рассказывал весьма достоверно и который я хочу воскресить, словно он произошел в реальности. Басилий во времена своей юности, когда он был низкорожденным мужем и не имел в своем кармане даже обола, однажды ночью пробрался на Сенатскую лестницу. В это мгновение небесный голос повелел привратнику впустить (будущего) кайзера. Добрый человек открыл почтительно дверь, но когда увидел странную персону, лежащую на ступеньках, вернулся в свою постель. Однако вскоре послышался второй голос и удар кулаком по левому плечу невидимой рукой, но достаточно сильной, понудил привратника открыть двери и приютить будущего кайзера 15 .

Басилий был влюблен в свое собственное величие; он сдерживал массу строжайшим этикетом. Доказательством является тот факт, свидетелем которого я был. Когда он охотился, на него ринулся олень и намеревался умертвить его своими рогами. Присутствующий при этом служащий при дворце вынул шпагу, убил оленя и спас кайзера. Каким было первое движение его души? Он сказал, что в присутствии кайзера никто не смеет вынуть шпагу (из ножен), не замыслив государственной измены. И предал своего спасителя смерти!

Кайзеры Запада были на этом этапе неспособны на подобную жестокость. Одного такого, Карла из Кале, я очень хорошо знал благодаря его лейб-медику Зедекиасу, который был евреем как и я. Он был честным мужем, и я убежден, что он был неспособен, как поговаривают, отравить своего господина в Модене у подножия Мон-Сени. И более того, не верю я и в то, что Карл из Кале был отравлен трактирщиком этого местечка, который предложил ему скверный ужин. Однако еще и сегодня с этим могут столкнуться путешественники, решившие переночевать в гостинице Модены: почти все они страдают от неперевариваемости пищи, которая раньше или позже, в зависимости от крепости желудка, становится причиной их смерти.