Что касается нашей земной жизни от рождения и до кончины, то она не имеет никакого смысла, поскольку в глазах Св. Фомы мы являемся всего лишь игрушкой Бога. В след за Блаж. Августином, но прежде всего, за Аристотелем, Фома разработал учение об абсолютном предопределении. «Тому, что одних Бог предназначает к славе, а других к погибели, нет иной причины, кроме Божественного соизволения». 51 Господь не может удовольствоваться тем, чтобы вознаградить лучшим: «Ни одно тварное существо не было бы лучше другого, если бы Господь не возлюбил его больше». 52 И обоснование этого вывода, глубоко проанализированное о. Гарригу-Лагранжем в Католическом богословском словаре таково: «Бог или определяет, или подлежит определению сам – третьего не дано». «В чистом Акте, утверждают томисты, невозможна никакая зависимость или пассивность». 53

Чтобы лучше понять Аристотеля, а с ним и Св. Фому, в этом пункте необходимо уяснить себе, что они разумеют под «чистым Актом». Речь идет о специальном термине, который в разговорном французском сохранил свое значение лишь отчасти. Встретив пятилетнего мальчишку в свернутом из газеты шлеме и с деревянной шпагой в руке, вы могли бы сказать в шутку: «Гляди-ка, вон будущий генерал идет!» На языке более книжном его можно назвать «потенциальном генералом» – это будет понятно: слово потенциальный свое значение в современном французском языке сохранило. Лет через сорок, встретив его в военной форме, вы сможете назвать его на языке Аристотеля актуальным генералом, но в разговорном языке слово актуальный мы в этом значении уже не используем. То, что с этим мальчиком произошло, в терминах Аристотеля и будет называться переходом от потенции к акту. Речь идет об осуществлении, реализации того, что уже существовало в возможности. Когда Аристотель, а вслед за ним и Св. Фома, называют Бога «чистым Актом», они имеют в виду, что все возможности в Боге от века уже реализованы. Поэтому об изменении и эволюции в Нем не может быть речи. Стало быть, каким бы то ни было образом на Него повлиять невозможно. Умолять Его, молиться Ему бесполезно – это ничего не изменит.

Но в этом пункте, как и во многих других, Церковь, к счастью, не следует мнению Учителя, которого сама так настойчиво рекомендует: «Бог никого не предопределяет к адским мукам». 54 Но если Бог, как уверяют нас Аристотель и Св. Фома, действительно представляет собой чистый Акт, то человек может быть проклят или осужден лишь постольку, поскольку этого пожелал Бог. Он не может лишь констатировать задним числом, что наши усилия были напрасны или увенчались успехом – ведь это означало бы, что мы на него как-то влияем. Поэтому наше спасение и наше проклятие всецело определяются волей Божией, как это ясно из утверждений автора процитированной нами выше статьи из Католического богословского словаря. Перед нами опять двусмысленность, опять подтасовка.

К тому же – во всяком случае, в глазах Св. Фомы – Бог не любит одних более, чем других. Он вообще никого не любит – по той простой причине, что наши отношения с Ним для Него не реальны. Чтобы лучше донести до читателя свою мысль, Св. Фома поясняет ее следующим примером: «Мы говорим, что колонна находится справа лишь потому, что какое-то живое существо обнаруживает ее справа от себя: о расположении колонны можно говорить только с точки зрения живого существа». Иными словами, расположение колонны важно для вас, а не для колонны для колоны безразлично, находитесь ли вы там или здесь. Наши отношения к Богу, уверяет этот учитель Церкви, строятся по этой модели. «Тварные существа очевидно находятся в реальных отношениях с Богом, но в Боге нет реального отношения к Его тварям». 55 Наше отношение к Богу реально для нас, но не для Него. Существуем мы или нет, прокляты мы или спасены, любим мы Его или же ненавидим, для Него не имеет значения, и это нормально – ведь Он представляет собой чистый Акт. Ничто не может Его затронуть.

Единственный способ выручить Св. Фому это признать, что он непоследователен, что система его не так безупречна как кажется, и что приступая к очередному вопросу он не всегда принимает во внимание выводы, которые сам же сделал по предыдущему. Так, аргументы, приводимые Аквинатом в поддержку своей теории евхаристического «пресуществления», полны противоречий и не отвечают мысли Аристотеля, на что указывали ему еще его современники. Зато в вопросе о нашем отношении к Богу Фома, к сожалению, следует Аристотелю слишком буквально. Вот почему, говоря о Боге, он всегда заменяет глагол «любить» выражением «желать блага». «Бог есть причина всякой вещи… Всему сущему Бог желает некоторого блага, а поскольку любить означает ничто иное, нежели желать блага, ясно, что Бог любит все существующее». 56 Он являет, таким образом, свою Благость, проявляя к некоторым живым существам милосердие, но этому милосердию не соответствует никакое чувство. Св. Фома признает, что Бог совершает акты милосердия, но акты эти не проистекают из Его сочувствия. Ведь проявлять его означало бы испытывать чувство, причиной которого являемся мы. А бог никаких чувств не испытывает. Это чистый акт, чистый бриллиант. В таком Боге нет изменения, но это Бог ни в чем не заинтересованный, мертвый: «Милосердие в высшей степени подобает Богу, если понимать его не как чувство, которое Бог испытывает, а как дело, которое Он вершит… Поэтому печаль о горе другого не может в Боге иметь места, но устранение этого горя подобает Ему в высшей степени». 57 Всякий раз, когда Св. Фома обращается к текстам Св. отцов о любви Божией и выражает им свое горячее одобрение – знайте: он понимает их именно в этом смысле. Бог, согласно Св. Фоме, любит тех, кому Он «сотворил благо» ничуть не больше тех, кого Он обрек на вечные муки. Они для него лишь повод явить Свое милосердие. Они нужны Ему, поскольку без них этот атрибут Его сущности не сможет обнаружить себя. Дело, таким образом, не в спасении спасаемых, а в Его собственной славе. И точно так же нужны ему те, на ком Он сможет явить свою Справедливость. И те и другие выбираются произвольно, случайно, не совершив ничего, чем они могли бы заслужить свою участь.

Св. Фома, возражали мне, просто хотел сказать, что любовь Божия не имеет с нашей ничего общего: настолько она превосходит ее. Но пожелай он хотел сказать только это, он сказал бы об этом прямо. Латинский язык достаточно богат, чтобы позволить выразить такую простую мысль, а Фома им владел в совершенстве. Те, кто пережил состояние клинической смерти, на опыте познали, насколько любовь Божия превосходит любые наши представления о любви и, каким бы ни был их язык, сумели найти слова, чтобы это ощущение передать. Отец Варил-лон, проанализировав, что подразумевает понятие любви, сумел передать простыми словами, без лишнего пафоса, как любовь Божия к нам рушит все наши представления о Его трансцендентности:

«Любящий говорит любимому: ‘Ты моя радость’, что означает: ‘Без тебя у меня нет радости’. Или он говорит: ‘Ты для меня все’, что означает: ‘Без тебя я ничто’. Любить, значит стремиться жить посредством другого и для другого… Поэтому истинно любящий беднее всех. Бесконечно любящий – Бог – бесконечно беден …

«Любовь и желание независимости по сути несовместимы. Кто более любит, тот более зависим. Бесконечно любящий – Бог – бесконечно зависим (что остается для нас непостижимым, пока мы не поймем Бога как чистую Любовь, то есть пока мы, подзуживаемые болезненным воображением, видим в любви лишь один из аспектов Бога, а не самое Его бытие, бесконечно интенсивное и бесконечно чистое)…

«Любящий говорит любимому: ‘Я не могу смотреть на тебя свысока, не погрешая против любви’. Если любящий в каком-то отношении выше любимого, его любовь остается любовью, лишь заявляя о себе в действии, которым он отрицает свое превосходство и становится любимому равным. И потому самый любящий всегда и самый смиренный. Бесконечно любящий – Бог – бесконечно смиренен. Вот почему Бога как Он есть нельзя увидеть иначе, чем во Христе, указывающем на божественное смирение жестом омовения ног». 58 К счастью, многие священники – нескольких из них мне самому довелось встречать – стоят на стороне о. Вариллона, а не абсолютного Учителя, чьему авторитету они обязаны доверять. При этом иерархия обычно оправдывает их тем, что они, мол, говорят так для простецов, которые только такой язык и способны понять, тогда как для развитых умов, для тех, кто способен к рефлексии, учение Аристотеля и Св. Фомы остается непререкаемой истиной. Подобное двуличие является для Церкви смертельным!