В 1914 г. французская армия начала войну, опираясь на доктрину, которая во главе угла ставила искусство маневра. Полевые уставы 1913–1914 гг. уже учитывали фактор высокой концентрации огня в войсках потенциального противника и требовали от командиров более эффективного взаимодействия, а также осторожности в проведении атак 69 . Однако к началу боевых действий их не успели полноценно внедрить в войсках. Результатом этого стали тяжелые потери уже в первые месяцы войны. В полной мере последствия позиционного тупика начали сказываться осенью 1915 г. Сентябрьские сражения в Шампани и Артуа в полной мере продемонстрировали преимущество обороны над наступлением. Успешно прорвав первую линию германской обороны, французы уже на третий день столкнулись со второй линией и были вынуждены остановиться 70 . За полтора месяца боев союзники понеся большие потери, захватили лишь небольшой участок шириной 22 км и глубиной не более 4 км.

Французское командование сделало выводы из неудачи в Шампани: для успешного проведения операций требовалась многочисленная и хорошо снабженная снарядами артиллерия. Сражения 1916 г. при Вердене и на Сомме утвердили их в этой мысли. Немцы искали выход из позиционного тупика на уровне тактики пехоты, развивая практику прорыва укрепленных линий специально подготовленными штурмовыми отрядами 71 . Их дебютом на Западе стало весеннее наступление марта 1918 г., приведшее к серьезному кризису фронта союзников Французы же, дорожившие живой силой и полагавшиеся на артиллерию, сделали ставку на организацию т.н. последовательного сражения (bataille conduite).

Ее образцом считалось наступление 1-й французской армии под командованием генерала Э.-М. Дебенея при Мондидье в августе 1918 г. 72 В ходе этого сражения французы за счет максимальной слаженности действий пехоты и артиллерии смогли оттеснить немцев. Как считалось, секрет этого успеха заключался в проведении нескольких мощных атак по сходящимся направлениям при массировании огневой мощи, находившейся под централизованным контролем дивизионных и вышестоящих командиров. Живая сила и артиллерия перемещались согласно жесткому заранее определенному графику. Успех на поле боя, таким образом, достигался на оперативном уровне. По мнению французских генералов, попытки организации тактического прорыва с его последующим расширением вели к неоправданным потерям и потому не имели смысла.

После войны Дебеней, возглавлявший в 1923–1930 гг. генеральный штаб сухопутных сил и руководивший французской военной наукой, канонизировал схему последовательного сражения. Ее стали воспринимать как классическую модель ведения современного сражения. Аналогично мыслил и другой военачальник, после Первой мировой войны во многом определявший пути развития вооруженных сил Третьей республики. Маршал Ф. Петен в 1920–1931 гг. занимал должность заместителя председателя высшего военного совета и фактически являлся командующим армией. «Спаситель Вердена» считал, что оборона имеет заведомое преимущество над наступлением, а главным средством ее обеспечения является активное использование артиллерии. «Огонь убивает», – утверждал маршал, обобщая свой военный опыт 73 . Эти слова стали для французской армии руководством к действию.

Насколько объективным был этот взгляд? В марте 1918 г. германская армия, используя тактику штурмовых групп, смогла организовать ряд прорывов укрепленной линии англо-французов, однако отсутствие у нее средств развития наступления на оперативном уровне не позволило закрепить успех. Ответ союзников в августе представлял собой серию дробящих ударов на ограниченную глубину, моделью для которых стала операция при Мондидье. По мере истощения резервов у германского командования удерживаемый им фронт приходил во все более неустойчивое положение, и, в итоге, начал откатываться на север. Победа союзников, таким образом, стала результатом истощения противника, а не подтверждением действенности использованных ими оперативно-тактических схем боевого применения войск. В конце концов, этот успех сыграл с французскими военными злую шутку, убедив их в том, что победа в современной войне достигается именно так, как ее удалось добиться летом-осенью 1918 г.

В боях 1917–1918 гг. англо-французские войска использовали сотни, а затем тысячи танков. Как показал последующий опыт, мобильные соединения бронетехники действительно могли использоваться для ликвидации позиционного тупика. Сбалансированная танковая дивизия легко преодолевала тактическую зону обороны, развивала успех в глубину и отражала контрудары. После ее ввода в прорыв пехота уже не могла закрыть образовавшуюся брешь так, как это делалось в годы Первой мировой войны: ввиду несравнимой маршевой скорости контрмеры всегда запаздывали 74 .

Однако осознать реальный потенциал танка могла лишь военная мысль, свободная от влияния шаблонных схем прошлого и нацеленная на подготовку реванша за военное поражение, то есть такая, какая сформировалась в Германии в 1920-е гг. «Поскольку побежденная армия имеет больше стимулов для изучения уроков войны, многие немецкие офицеры начали писать истории, мемуары, исследования и статьи, полные критики и оправдания действий военного руководства, а также тактических и стратегических идей», – отмечает Дж. Корум 75 . Во Франции же укоренились «проверенные опытом» представления. Танк здесь по традиции продолжал считаться средством поддержки пехоты элементом организации последовательного сражения.

Этот подход был обусловлен самой господствующей военной доктриной, однако нельзя сказать, что противоположные точки зрения не высказывались. С 1920 г. во Франции шло обсуждение проекта строительства укрепленной линии на границе с Германией, которая после своего возведения стала известна как линия Мажино. Первоначально активно дебатировалась возможность ее использования как рубежа обеспечивающего маневр крупных армейских соединений 76 . На заседании высшего военного совета в 1920 г. маршал Ф. Фош отметил, что стационарные укрепления сами по себе не представляют большой оперативной ценности и важны лишь с точки зрения организации наступления или подвижной обороны. Впоследствии он развивал эту мысль В 1922 г. при обсуждении проблемы обеспечения «неприкосновенности национальной территории» он отмечал, что исторически защита границ Франции обеспечивалась маневром армий. В этом его поддержал маршал Ж. Жоффр. По его словам, чрезмерное внимание укреплениям чревато поражением армии, «одержимой идеей строительства новой китайской стены» 77 . Оба маршала критически оценивали идею Петена о «неприкосновенности территории».