Они вернулись в контору, и все сотрудники наблюдали как, за Шацким, шел сам Генеральный директор, с красным лицом и что -то шипел ему в спину. А шипел он приблизительно следующие, – «что таких Шацких и Дымарских, нужно расстреливать, а не разрешать им открывать кооперативы. Потому что открывать кооперативы должны люди достойные, а не всякая антисоветская шантрапа».

Владимир заявление об уходе написал за три минуты и Кожух, размашистым подчерком через все заявление написал, – «не возражаю, Кожух. А снизу приписал, «без оплаты сегодняшнего дня». И опять подписал «Кожух». Владимир едва сдерживал смех. Но когда он пошел получать свою трудовую книжку, вот тут его так разобрало от смеха, потому что у начальника отдела кадров была фамилия Борщ.

В десять часов утра, следующего дня, Владимир, в двубортном сером костюме, в белоснежной рубашке, при галстуке, в начищенных черных ботинках, уже сидел на своем рабочем месте в малом предприятие «Малахит». Перед ним на столе была груда документов и он пытался разобраться в этой груде. Его настроение было приподнято, и он был полон решимости навести порядок в бухгалтерии «Малахита». Но часа через два работы, его настроение стало резко ухудшаться. Начищенные ботинки неимоверно жали, галстук стягивал потную шею, рубашка оказалась на восемьдесят процентов из вискозы и Владимир в ней сильно потел и самое главное разобраться в бухгалтерских документах ему, с «ходу», не представлялось никакой возможности! После обеда, Главный бухгалтер, а это теперь был Шацкий Владимир Васильевич, с новый силой углубился в разбор финансовых документов, но ближе к вечеру к Владимиру в кабинет влетел с красным лицом Замаскин и заорал страшным голосом.

– Шацкий, бросай все на хер и быстро беги в Инкомбанк менять деньги… Павлов, (Министр финансов того времени, снят с занимаемой должности, как участник ГКЧП) сука, отменяет банкноты в сто и пятьдесят рублей. Остаются в обращении только двадцати пяти рублевки, десятки, пятерки, трешки и рубли. На обмен дается два дня сегодня и завтра. В среду, стольники и полтинники теряют свою покупательную способность. Поэтому быстро бери из сейфа шесть тысяч рублей, они у нас в стольниках (сто рублей), и беги в банк занимать очередь.

Потом он тяжело сел на стул, поковырялся в карманах своей дубленки и дал Владимиру четыреста рублей полтинниками (пятьдесят рублей). «Мол, поменяй и эти заодно».

Затем Замаскин веселее посмотрел на Владимира и сказал:

– Во дают, коммунисты, обязательно, блядь, какую ни будь подлянку против собственного населения придумают, – То народ во время коллективизации голодом морят, то во время войны миллионы солдат положат, то реки начинают поворачивать вспять, то целину поднимать, то теперь у населения последние полтинники забирают… Не правители, а грабители с большой дороги. – Одним словом Володя, беги в банк и меняй все на любые банкноты, которые удастся получить.

Уже через полчаса, Владимир был около Инкомбанк. При входе он обнаружил не маленькую толпу. Человек шестьдесят уже образовали очередь в одну единственную кассу, которая меняла деньги. Прошел час, прошел второй, очередь практически не двигалась. Владимир замерз, хоть он и был одет тепло: шерстяной костюм, теплая шапка на голове, теплая куртка на синтепоне. Холод шел через модные ботинки, на тонкой кожаной подошве. К третьему часу, окончательно замерзнув, он отпросился из очереди и пошел греться в помещение банка. По болтавшись в предбаннике банка и немного согревшись, Владимир пошел по его помещениям в поисках туалета и на втором этаже столкнулся с очень привлекательной женщиной, которая указала Владимиру, где туалет. А потом, женщина, без всяких причин начала ему говорить, – «что так поступать с собственным народом нельзя, что этот денежный обмен полное безобразие и что все скоро кончиться революцией, и что Павлов, не Павлов, а «Падлов», – а в конце своей обличительной речи, она просто сказала Владимиру.

–Не знаю, когда сегодня домой пойду. Начальство попросило меня и еще одну сотрудницу помочь кассирам менять деньги. Через двадцать минут еще две кассы откроем. Одну как раз на втором этаже. – А вы, наверное, пришли деньги менять, – Владимир кивнул, – ну тогда подходите ко второму окошку, я через двадцать минут начну работать.

Владимир стрелой вылетел из банка и помчался в ближайший магазин, ему, почему-то очень захотелось отметить, хоть коробкой конфет, заботу этой приятной женщины.

Через час, Владимир, с десятками и пятерками в кармане ехал домой через всю Москву, к себе в Бибирево. Настроение у него опять было отличное, – «не провалил первого задание Замаскина и познакомился с очаровательной женщиной», – правда домой приехал только в одиннадцать часов вечера. Жена была не довольна и Владимиру пришлось ей на кухне, до двенадцати часов ночи рассказывать про обмен денег, пить третью чашку чая и тихо радоваться, что модные ботинки ( которые намяли за целый день ноги) наконец сняты, и в ужасе содрогаться, что большая часть людей которая пришла днем, с ним, к банку, до сих пор находиться там, в очереди. (Про симпатичную женщину из банка Владимир жене не рассказал).

Потом пошли рабочие будни. Владимир готовил первый свой в жизни баланс, за предыдущий год. И как не странно, почти справился с этой рутиной работой. Потом очереди на сдачу отчетов за финансовую деятельность за предыдущий год в налоговой инспекции. Ему даже удалось подружиться с налоговым инспектором Беспаловой, всего за набор хорошей итальянской косметики.

Процесс пошел, Шацкий начал ощущать себя действительно бухгалтером, он понял, что все деньги «Малахита» в его руках и у него есть финансовая власть. И эта финансовая власть для него была совершенно не знакома ранее, он не когда не думал, что с помощью финансовых рычагов можно решить все. Особенно теперь, когда его подпись под финансовыми документами была вторая, после директора Замаскина.