Она была на расстоянии вытянутой руки, и всё же нас разделяли её ко мне неприязнь и моё собственное чувство вины. Разговор с ней не дал бы мне никаких результатов, хотя поговорить — это именно то, чего я хотел больше всего. Мне стоило огромных усилий оставаться на месте, когда она появлялась в поле моего зрения, хотя всё моё нутро орало в голос и требовало схватить её и наконец-то сделать своей, не обращая внимания на её гнев. Я был готов терпеть её побои, оскорбления и ругань, лишь бы она была рядом, но девчонка ещё не готова к тому, чтобы контактировать со мной. Каждый раз, как я собирался подойти, её глаза выражали молчаливый протест — даже не просьбу — о том, чтобы я не смел к ней приближаться. Видит Бог, я прекрасно понимал, почему она злиться, и на её месте, скорее всего, послал бы меня нахуй, но я надеялся, что она поведёт себя более по-взрослому. Ничто не мешало нам поговорить и разобраться, какого хера у той — не_Оли — девчонки было Олино лицо.

— Апполон собирается возвращаться на Землю, или Хьюстон бухает без него? — слышу сквозь туман голос Лёхи и автоматически оборачиваюсь.

Шастинский весело скалиться во все тридцать два, хотя его глаза остаются совершенно непроницаемыми — с некоторых пор людей, понимающих, каково это — не быть с тем, кого любишь или только начинаешь влюбляться, в нашей банде стало целых трое.

Не считая вон тех двух гадов, сидящих напротив со своими вторыми половинками с невыносимо довольными ухмылками на рожах.

«Будто сорвали джек-пот», — мысленно бурчу и опускаю глаза на бутылку пива в руке, которая уже, наверно, успела покрыться толстым слоем мха.

— По тебе Пентагон плачет, — резонно вставляет Костян, допивая вторую бутылку.

Вот в его руках алкоголь сегодня не задерживался дольше положенного срока.

— А меня вот больше интересует другое, — вставляю я, лениво развалившись на диванчике. — Твоё положение явно хуже, чем у меня, но ты успеваешь сочинять в голове всякую херню, пока я пытаюсь понять, как мне вернуть назад мою девчонку. Как тебе это удаётся?

Лёха фыркает.

— Я мультизадачен.

Макс задумчиво хмуриться.

— А я думал, что это у тебя просто дар такой. Если пиздаболизм можно считать, даром, конечно.

— Максим! — возмущённо восклицает Нина и шлёпает Соколовского по плечу ладонью.

Точнее, собирается это сделать, но Макс перехватывает её ладонь своей и прижимает внутреннюю часть к губам. Кир воркует с Ксюхой, и Костян с Лёхой отворачиваются в разные стороны, явно чувствуя себя не в своей тарелке. Я же научился упиваться собственным мазохизмом, поэтому, потеряв последние крупицы стыда, неотрывно наблюдаю, как глаза Макса вспыхивают, когда он наклоняется к Нине, чтобы поцеловать её. Чуть прикрываю глаза и представляю, как я вёл себя, если сейчас рядом со мной была Оля.

Ненамного лучше.

Может, даже хуже.

Наверно, я бы её попросту сожрал, в чём ещё недавно упрекал Макса.

Вообще очень легко обвинять человека в чём-то, не прочувствовав это «что-то» на собственной шкуре.

Внутри привычно растекается глухая боль, как если бы я прошёлся по полу, усыпанному детальками от лего. Хотя нет… Я бы с радостью согласился попрыгать по чёртовому конструктору, если это помогло бы унять эту ноющую хрень в груди.

Я ненавидел себя и злился одновременно.

Я же мужик, чёрт возьми! Какого хера я вообще сижу в кругу друзей и думаю о девушке как какой-то сопливый пятнадцатилетний пацан, вместо того, чтобы наслаждаться обстановкой?!

Ах, да, я же упиваюсь собственным мазохизмом…

Хмыкаю своим мыслям и делаю первый глоток горьковатого напитка, который уже успел нагреться в моих ладонях. Пользуясь тем, что Шастинский и Матвеев продолжают с повышенным интересом изучать окружающее пространство, хотя я знаю, что им знаком здесь каждый сантиметр, я продолжаю прибавлять себе баллы за наклонности маньяка и наблюдаю, как парни бережно обращаются со своими жёнами.

Чёрт, это… невыносимо больно.

Настолько больно, что хочется выдрать собственное сердце из груди и скормить его кому-нибудь. По-моему, лучше быть бессердечным сукиным сыном и не страдать от того, к чему не привык, чем ненавидеть самого себя за то, чего раньше не заметил бы.

Ну, или как-то исправлять ситуацию и возвращать Олю обратно и приклеивать её к своему долбанному бедру.

Вот только в голове было ноль идей, как сделать так, чтобы она хотя бы начала смотреть в мою сторону. Я примерял ей в голове обе фамилии, которые каждый день крутились в моей голове, и поймал себя на мысли, что ей не подходит ни одна из них. Ей бы пошло быть Корсаковой, вот только она, скорее, расцарапает мне рожу, чем возьмёт мою фамилию.

«Моя фамилия Озерковская, а не Измайлова!» — новой вспышкой боли взрывается мысль в голове, и я вскакиваю на ноги.

— Твою же мать! — вырывается у меня, пока я швыряю бутылку на стол и прихватываю куртку.

Парни изумлённо переглядываются, кажется, решив, что я окончательно двинулся, а девчонок я вроде и вовсе напугал.

— Ты как будто привидение увидел, — фыркает Лёха.

Сомнительная альтернатива.

Правда была в том, что все эти несколько дней я прекрасно знал, что надо сделать для того, чтобы понять, почему Оля и не_Оля — на одно лицо.