— В первый раз или во второй? — ядовито перебила я.

— Во второй, — коротко ответил Тони. — Мы жили в квартире Хелен. Это был подарок ее родителей. Квартиру они оформили в leasehold, на ограниченный срок владения

— девятьсот девяносто девять лет. И вот когда мы решили пожениться, Хелен забеспокоилась. Мол, надо выкупить и оформить freehold — бессрочное владение. Я сразу не понял, зачем, ведь это лишняя трата времени и денег. Тем более, квартира была маленькая, мы планировали ее продать и купить другую, побольше. Или дом. Но риэлтор подтвердил, что люди предпочитают при покупке недвижимости freehold, потому что хотят быть уверенными: это действительно их вечная собственность.

— Тысяча лет — да, это же так ненадежно, — фыркнула я. — И что, чем кончилось?

— Ничем. Мы расстались.

Повисло неловкое молчание.

— Это еще что, — поспешил прервать паузу Питер. — Я вам интереснее расскажу.

1913 год, Лондон, Вестминстер-холл, самое старое здание парламента в мире. На заседании комиссии по реставрации всплывает серьезная проблема. Здание начали строить в XI веке, закончили к XIV, несколько раз потом по мелочи ремонтировали, и вот наконец потребовался капитальный ремонт. Главное — нужно было заменить гигантские дубовые стропила. Дубрав в Англии осталось мало, старых — еще меньше. А тут нужны были дубы старше трехсот лет — все, что моложе, не подходили по размеру. И стала комиссия искать, нет ли документов, где записано, откуда дерево для стропил брали в прошлый раз, в XIV веке.

Нашли в библиотеке парламента список поставщиков. Телячий пергамент, выцветшие чернила. Выясняется, что дуб брали в Сассексе, в имении семейства Кортоп. И что поместьем этим по-прежнему владеет та же семья. Звонят главе семьи, и сэр Джордж Кортоп отвечает: да, все в порядке, дубы можно забирать.

Оказывается, когда прапра- и еще много раз прадед сэра Джорджа поставлял балки для строительства парламента, он сообразил, что рано или поздно для ремонта понадобится новое дерево, а дубы нужны такие, которым не менее трехсот лет. И немедленно приказал высадить новую дубраву. Саженцы высадили, пометили, в семейном архиве записали: дубрава для ремонта Вестминстер-холла. И передавали документ наследникам… пятьсот шестьдесят лет.

— Надо думать, сэр Джордж от души поблагодарил своего предусмотрительного предка, — фыркнула Люська.

— Еще бы, — кивнул Питер. — Сумму за эти дубы он получил очень и очень неплохую. Подозреваю, что тут же посадил новую дубраву, с расчетом на следующий ремонт и благодарность далекого потомка.

Часы пробили половину десятого, и Питер посмотрел на Люську, вопросительно приподняв брови. Та едва заметно кивнула, сложила салфетку и встала, за нею поднялись и мы. Питер и Тони отправились в библиотеку, а мы с Люськой — в гостиную. Как она говорила, сплетничать за кофе и рюмкой ликера.

— Что это было? — поинтересовалась Люська, когда Джонсон поставил перед нами кофейные чашки, разлил по рюмкам ликер и удалился, плотно закрыв дверь.

— Что было? — спросила я, прекрасно понимая, о чем она.

— Что между вами такое? Извини, я и хотела бы сказать, что это не мое дело, но, к сожалению, не могу.

Я открыла рот и… закрыла. Из глаз полились слезы.

— Ну-ка прекрати! — прикрикнула Люська. — Это платье нельзя стирать.

— У меня тушь водостойкая, — всхлипнула я.

Люська встала, подошла ко мне сзади, обняла за плечи, положила подбородок на макушку.

— Все, все, успокойся, — прошептала она. — Тихо! Никто не умер!

Я усмехнулась сквозь слезы — потому что именно так обычно утешала ее.

— Люсь, я не знаю, — сказала я, немного успокоившись и высморкавшись в салфетку.

— Сначала все было очень хорошо, а потом вдруг… Не знаю. Как будто что-то произошло. Сначала я думала, что это из-за того, что мне скоро уезжать. Вроде как боюсь влюбиться всерьез. Но нет. Это что-то другое. И у него тоже — я же чувствую.

— Вы не похожи на счастливых влюбленных, — подтвердила Люська, усаживаясь обратно за диван перед кофейным столиком. — Мне жаль говорить, но это так. И я тебе скажу еще одну очень странную вещь. Вроде бы, вы подходите друг другу идеально. Вот правда, две половинки одной картинки. Скажу больше. Как ты похожа на Маргарет, так же похожа и на Тони. Когда вы по отдельности, это совершенно незаметно. Только когда рядом. Это даже не столько внешность, сколько… не знаю что. Но что-то такое между вами… Как будто вас тянет друг к другу — и тут же отталкивает.

Она замолчала, помешивая кофе серебряной ложечкой. Мне почему-то было страшно неловко и стыдно, и хотелось провалиться сквозь землю. Мы с Тони похожи? Вот уж правда, странная вещь, с чего бы это?

— Люсь, а почему ты с самого начала была против наших отношений? — спросила я.

— Лучше расскажи, каким образом ты вдруг стала так бойко болтать по-английски. Первый раз вижу, чтобы человек за месяц практически с нуля вдруг вышел на свободное общение. При твоих-то офигительных языковых способностях.