Он рассказал Рогару о своем столкновении с подозрительным незнакомцем, о лицах без лиц и шагах, которые замирают, если и ты перестаешь идти по коридору, и прямо на глазах Рогар подобрался, поджал губы и сел в кресле упрямо-ровно. Голос его из расслабленного, полушутливого тона стал стальным голосом короля.

– Тайный Совет должен узнать о попытке покушения, – он был первым, кто бесстрашно назвал вещи своими именами.

Аскольд покачал головой:

– Боюсь, что они уже знают. Вряд ли хождения по застенкам и маги во дворце остались без их внимания.

– Тогда…

– Тогда им, напротив, лучше не знать, что об этом знаем и мы.

– Прикинемся дурачками?

– Именно. Как в детстве.

Лицо Рогара посветлелело на несколько мгновений:

– Мы тогда не спали всю ночь и обнесли отцовскую фамильную оружейную! Попрятали реликвии королевского дома в комнате и сделали вид, что перепутали их с игрушками.

– Сколько нам было? Лет по пять, да?

– Около того. Как мы вообще поднимали те мечи?..

Как ни было менестрелю жаль прерывать их короткий глоток светлого и теплого, он кашлянул, напоминая, как далеки они от беззаботного детства.

– Откуда мы знаем, что они не подсушивают прямо сейчас? – слово за словом выдавил Осверин, не поднимая головы и кусая губы.

Рогар замер.

– Перед встречей я простучал стены, – пожал плечами лорд Витт.

– И стражу, – встрял менестрель.

– Ага, и стражу. Все чисто.

Рогар посмотрел на них взглядом “Вы уверены?”, на каждого по очереди, пристально и сумрачно.

Музыкант кивнул за них обоих.

– Да, Ваше Величество, точно.

Он не проверял стены и стражников, но брату своему верил, пожалуй, больше, чем себе. Было, за что.

Тогда король Рогар встал и стал ходить по комнате, мерить шагами расстояние от кресла до стены, и до камина, снова до кресла, и до стены… А братья сидели молча, не следили за ним глазами, только одинаково точно и по-разному, каждый по-своему просчитывали все варианты развития событий.

– Они предпримут еще одну попытку, – звякнул бокалом Осверин.

– Две.

– Да, пожалуй что и две.

– Ты же понимаешь, что проигнорировать вторую будет сложнее, чем первую?

– Вряд ли получится.

– А объявить войну Тайному Совету…

Рогар выругался и хлестко, зло всадил в стену еще один кинжал.

– У меня там – война! С другой стороны – пираты. И тут я узнаю, что в моем собственном дворце, те, кому мы с отцом и братьями доверяли наши спины, готовятся начать со мной еще одну войну!

– А ты должен быть милым и начать свое правление с добрых и мудрых решений, – вставил менестрель.

– Черт подери, да! А что если эти сволочи объединятся?!

Аскольд поднял на него спокойный-спокойный, как гладь зимнего горного озера, взгляд.

– Мы сделаем это раньше.

10. Казнь по справедливости

С этого вечера каждую ночь, иногда засиживаясь до самого рассвета, Аскольд, Осверин и Рогар разбирали приносимые им сведения, складывали теорию за теорией, доказывали или опровергали их. Спорили, исчертили безумное количество бумаг, узнали столько лишнего, что порой хотелось отмываться в парильнях, пока невольно нарисованные воображением картинки не стекут вниз мыльной пеной. В какой-то степени они создали свой Тайный Совет, «тайнее тайного», как сказал один раз Аль, посмеиваясь и стараясь не зевнуть, пока за окнами занимался рассвет.

А их дни занимала дворцовая рутина, колесо которой не останавливалось никогда, и лишь набирало обороты по мере того, как новый король собирал всю власть к своим рукам взамен окоченевших отцовских.

Это была тяжелая, выжирающая силы дочиста работа. Порой даже тяжелее ратной.

Пиратский вопрос пока еще терпел, северяне были бессильны до наступления зимы, у монахов и магов что-то случилось, и об их войне не было больше слышно ни слова. Оставались только работорговцы, Тайный Совет, да все ближе подкрадывалась зима, грозящая принести с собой кровь и боль.

Не один раз Осверину приходилось, хохоча и прикидываясь пьяным, пробираться в личные спальни и леди, и их служанок. Аскольд на следующем приеме с самым невинным видом выплеснул бокал вина на придворного, как им стало известно, прячущего в нагрудном кармане отравленный порошок. Молодой лорд Витт рассыпался в извинениях за свою неловкость перед ним так искренне, что придворный сам почувствовал себя виноватым. А Рогар тем временем тихо, по одному или по двое, снимал с должностей и отправлял в замки своих верных людей, уличал в связях с работорговцами и казнил в самых дальних подземельях, таких, крики откуда не долетали даже до рядовых темниц, и улыбался, улыбался, приглашал повеселиться и с легкой руки приглашал занять невзначай освободившиеся места тех, в ком был уверен он и двое его самых близких соратников.