Заканчивая тренировку, Хаябуси сказал:

– Следующее занятие, как всегда, с оружием. Серинова-сан, приносите боккен и два ножа, деревянный и стальной.

Ученики начали расходиться. Тэруока, не двигаясь, с тоской посмотрел на камидза, в то место, где обычно лежали его мечи. Сейчас подставка была пуста. «Вечером сюда приходить незачем, – угрюмо подумал он. – Однако следует доложить господину». Но прежде, чем он собрался с мыслями, сэнсей подошёл к нему сам, сурово глядя из-под сведённых бровей.

– Серинова-сан хотела поговорить с вами. Пожалуйста, зайдите к ней в комнату. На втором этаже третья дверь слева, если смотреть с лестницы. Потом придёте ко мне. У меня тоже есть к вам… разговор.

– «Он знает, – понял Тэруока. – Наверное, Серинова рассказала. Тогда почему он молчит? Испытывает меня? Да, справедливо. Я должен признаться сам. И с достоинством, официально попросить смерти».

– Чего вы ждёте? – поторопил его Хаябуси. – Идите.

Механически поклонившись, тот повиновался, размышляя на ходу: «Её мне только не хватало. А впрочем, какая теперь разница».

Найдя нужную фусума, Тэруока сдвинул её в сторону, не утруждая себя стуком. Ольга стояла вполоборота к нему. Она тоже ещё не переодевалась. Но чёрные кимоно и хакама, насквозь промокшие от пота, а кое-где и от крови, сидели на ней не хуже парадного одеяния.

– Рада вас видеть, Тэруока-сан, – девушка слегка улыбнулась. – Хороший сегодня день. Можно наконец отдохнуть от жары.

– Зачем я вам понадобился? – огрызнулся тот. Но россиянка не обратила на его грубость ни малейшего внимания.

– Нам стоит поговорить, вы не находите? – отозвалась она, глядя на него спокойно и отстранённо, будто на стену или стол. Точно так же, как смотрела на поединке.

Тэруока криво усмехнулся.

– О чём? Ведь вы – виновница всех моих бед. Вынужден признать ваше право здесь находиться… но я очень жалею, что не сумел вас убить.

– Спасибо за честность, – без иронии сказала Ольга. – Хотя вся моя вина лишь в том, что меня угораздило родиться русской женщиной, а не японским мужчиной. Или не так? – Не дождавшись ответа, она продолжила: – На мой взгляд, глупо обвинять в своих бедах кого-либо, кроме себя. Но я вам не воспитатель. Садитесь! – девушка указала на подушку, лежавшую в почётном углу слева от токонома. – Нет никакой необходимости стоять столбом.

Помедлив, её собеседник сел. Ольга расположилась напротив в точно такой же позе, по-мужски скрестив ноги.

– Вы действительно намерены расписаться в своём полном ничтожестве? – резко спросила она.

– Не советую до такой степени искушать судьбу, – тихо пригрозил Тэруока. Сквозь пелену обречённости вновь проступил гнев. – Мне терять уже нечего.

– Я и говорю о самоубийстве, которое вы планируете. Вы хотите подтвердить своё окончательное поражение? Уйти от ответственности за свои действия, плюнув на долг перед школой и даже на собственную честь? Женщина-гайдзин казалась вам никчёмной и слабой, но, уступив ей в первой же схватке, вы даже не пытаетесь разобраться в причинах и устранить их. Вместо этого вы униженно склоняете голову и покорно бредёте на кладбище. И кажется, полагаете своё поведение приличным… хотя оно не более чем трусость.

Алый вихрь заметался в голове Тэруоки. Он готовится умереть, чтобы стереть позор – а эта девка обвиняет его в трусости?! Да как она смеет?! Его действия – признание собственного ничтожества?!

– Серинова-сан, – прошептал он, стискивая кулаки, – я убью вас.

Его порыв разбился о несокрушимую твёрдость Ольги, словно о скалу. Склонив голову набок, девушка изучающе разглядывала оппонента, как любопытный лабораторный экземпляр.

– Беспокойся я за свою жизнь, мне достаточно было дождаться сумерек. И вместо смертельного врага я без всяких усилий получила бы труп, выпотрошенный, обезглавленный и безвредный. Но и бесполезный – прежде всего для Генкай-рю. Вы прекрасный воин, и можете принести школе много пользы… особенно когда научитесь сдержанности. А от мертвеца нет никакого проку. Только проблемы с захоронением.

– То есть вы хотите… заставить меня остаться в живых?

– Я не вправе вас заставлять. Выбирайте сами – между достойной жизнью и постыдной смертью. Никак не наоборот. Кроме того, сейчас вы вообще неспособны совершить ритуал так, как подобает самураю.

– Это ещё почему?

– Вы боитесь. И очень плохо контролируете себя. Рассказать вам, как это случится? – голос Ольги изменился, зазвучал глухо и монотонно: – В сумерках вы отправитесь к морю на подгибающихся ногах, и с вами пойдёт Сакадзаки-сан, который бросит вас отговаривать и просто будет идти рядом, мрачнее всех туч мира. Вы спуститесь ниже линии прилива, чтобы вода потом смыла кровь, мечтая лишь о том, чтобы какой-нибудь бог или будда избавил вас от кошмара. Но отступить вы уже не сможете. Вам придётся сесть на холодный мокрый песок и обнажить живот, невольно отводя взгляд от приготовленного вакидзаси. А Сакадзаки-сан вынет катану и встанет у вас за спиной, а вы не сумеете даже внятно проститься с ним, поскольку в горле у вас пересохнет. В последние минуты вы станете мысленно умолять его обезглавить вас прежде, чем вы прикоснётесь к мечу… но остатки гордости не позволят просить об этом. Не в состоянии унять дрожь, вы неловко обмотаете тканью половину клинка, цепляясь за ускользающее мужество. Приставите остриё к животу и внезапно почувствуете, что не в силах пошевельнуться от страха. Понимая, как унизительно ваше промедление, вы стиснете зубы и надавите, но рана получится совсем неглубокой. И тогда с отчаянным, но беззвучным криком вы вонзите меч по-настоящему… и в мире не останется ничего, кроме боли и ужаса. Невероятного ужаса – и невероятной боли. Ещё прежде, чем вы закончите разрез, они напрочь сметут сознание, и, видя, что вы теряете контроль над собой, Сакадзаки-сан нанесёт свой удар, спасая клочки вашей чести. А потом ему придётся решать, куда девать большой кусок мяса, в который вы превратитесь… Очнитесь, Тэруока-сан! Вы едва выдерживаете мой рассказ – как вам сдержаться, когда дойдёт до дела?

С серым лицом, тяжело дыша, Тэруока затравленно смотрел на девушку.

– Вы не могли знать, что именно Сакадзаки обещал мне помочь. И как вы догадались, где я хотел умереть? Наконец… о моём намерении?

– Логика и внимание к мелочам. Плюс ещё некоторые возможности разума. Не сомневайтесь: решись вы на смерть, всё будет именно так. Формально вы сохраните лицо. Не сбежите с места действия, честно распорете живот почти до конца и даже сумеете не завопить. Но по моему мнению, умирать в таком состоянии попросту неприлично. Да и вообще из нынешней ситуации трудно придумать более идиотский выход, чем самоубийство. Проявите достоинство, сражайтесь дальше и докажите мне, что вы мужчина и самурай! Жизнью своей докажите!