Естественно, к крепости мы тоже сходили и обнаружили, что по весне туда прибыло пополнение. По осени дозорные много народу потеряли, а теперь гарнизон снова был полон. Видимо, с первым весенним караваном сюда и новобранцев пригнали. И теперь, пока не вернулись драхты, какой-то сержант в хвост и гриву гонял по большому двору… тому, что возле западных ворот, рядом с казармами… стайку бедолаг, которым вскоре предстояло своими глазами увидеть, что это за зверь такой «драхт» и почему в этих краях его всуе не поминают.

Наблюдать за ними было забавно, особенно после того, как какой-то умник соорудил некое подобие полосы препятствий в виде длиннющей деревянной балки на подпорках, к которой на веревках были подвешены и с разной скоростью качались начиненные песком «груши». Грузы старательно раскачивали. Пока они ходили туда-сюда, новичкам приходилось пробираться между тяжелыми снарядами. Естественно, их регулярно при этом вышибало из строя. Ну а то, что опоры стояли над заполненной грязью ямой, никого не смущало. Подумаешь, испачкался… когда за спиной надрывает глотку сержант, а следом то и дело прилетает хлесткий удар дубинкой, хочешь не хочешь, а сплюнешь с губ то, что на них налипло, поднимешься и побежишь дальше, пока тебя в этой яме не утопил следующий «везунчик».

Еще одним новшеством в Ойте стало изменение системы караулов. Во-первых, поменялось количество смен — в новом году их стало больше. А во-вторых, на каждой стене теперь постоянно дежурил маг. И с восточной, и с западной стороны. Более того, в один из дней выехавший из ворот дозор двинулся по совершенно другому маршруту — не вдоль реки, а мимо пригорка, откуда мы с Ворчуном частенько наблюдали за замком.

Не желая нарываться на неприятности, я ушел. А на следующее утро обнаружил на том же пригорке пришпиленную к дереву записку:

— «Спускайся. Поговорим», — прочитал я вкривь и вкось накарябанные буквы на клочке пожелтевшей бумаги. — Очень интересно. Ворчун, они тебя все-таки засекли.

Брат фыркнул, недвусмысленно спрашивая: почему это засекли именно его?

— Потому что меня магией засечь невозможно, — усмехнулся я, а потом посерьезнел. — Сворачиваемся. Раз уж маги начали отслеживать все живое в округе, дело пахнет керосином.

Больше мы к крепости не приближались. Еще через неделю вода в Истрице спала достаточно, чтобы мы рискнули сунуться на западный берег. Ну а там, как я и полагал, нас уже ждали. И в той луже, где я когда-то убил свою первую медузу, по весне… видимо, приплыла из болот… поселилась новая, которую я благополучно прибил, пока она не успела нарожать себе армию помощников.

Следом за ней нам пришлось наведаться в другие две лужи, а заодно с неприятным удивлением обнаружить, что и там появились новые постояльцы. Пока еще мелкие, неопытные, с очень небольшим количеством сонных и почти неопасных драхтов. Обе лужи я, естественно, зачистил и только после этого полез дальше, оставив Ворчуна караулить честно отвоеванную территорию. Но когда добрался до недобитой с прошлого раза медузы, то с огорчением увидел, что эта сволочь восстановила поголовье обычных драхтов и обзавелась целой стаей драхтов-солдатов, которой прошлой осенью еще и в помине не было.

С таким количеством солдат мне раньше встречаться не доводилось, и было ясно, что всех сразу нам одолеть не удастся. Пришлось подключать к работе брата, тщательно изучать длину поводков, после чего выманивать тварей из логова и избавляться от них по одной. Вдали от медузы, обычных кошмариков и там, где у нас с Ворчуном было преимущество. Проще говоря, мы ловили их на живца. И, установив предел, до которого медуза могла ими управлять, попросту лишали их связи с мамкой, причем делали это самым примитивным способом — попросту обрубали хвосты, после чего твари ненадолго теряли ориентацию и становились легкой добычей для ашши.

Тогда же мы совершили еще одно неприятное открытие: оказывается, при необходимости медузы могли обрывать поводки, отпуская своих подопечных на вольную охоту. Более того, если хозяин делал это добровольно, то твари не теряли ориентацию, не путались, и у них не случалось проблем с координацией. Они просто утрачивали всякие ограничения, и вот тогда от них и впрямь не было никакого спасения.

Тот факт, что медуза проделывала такой фокус, в основном, с драхтами-солдатами, ситуацию никак не облегчал. Лишь одно нас выручало: медузы отпускали тварей по одной, максимум по две за раз. И в таком количестве с ними еще можно было управиться.

Когда солдаты у медузы закончились, я вздохнул с огромным облегчением, потому что добить остальных драхтов было уже делом техники. Но приходилось спешить, потому что плодовитая тварь время от времени воспроизводила новых… вероятно, из имеющихся запасов. А может, драхты по весне уже успели добыть для нее новые тела, ведь, как оказалось, в качестве строительного материала медузе подходила любая плоть. Хоть человеческая, хоть конская, а хоть кабанья. Поэтому она клепала тварей одну за другой, торопясь до такой степени, что иногда те получались без одной лапы или же без зубов, а то порой и хитина на груди не имели.