Зашипел гравий. Велосипед тормознул у железного крыльца.

Мужичонка дернул дверь – она не поддавалась. Секунду он бессмысленно глядел на ручку, а потом заметил кнопку.

«Пи-пи-пи», – зажурчало над ухом.

Дверь обмякла.

Первое, что он увидел, были круглые коровьи глаза, зелёные, как море. С разбегу мужичонка прыгнул и застрял булавкой в красной обивке советского стула.

– Здравствуйте, – сказала девушка с нашлёпкой. – Вы пришли на консультацию?

– Да, – посетитель робко разглядывал нашлёпку. – У меня…тревожность.

Брюнетка сложила руки перед собой замочком.

– Как вас зовут?

– Миша.

– Миша, что вас беспокоит?

– Я беспокоюсь. Точнее, я боюсь.

– Чего?

– Всего.

Девушка смотрела на свой замочек и чуть заметно морщилась.

– А конкретнее?

Мужичонка вздохнул. Он снял очки и начал протирать стёкла краем свитера.

– Иногда, когда я просто хожу, мне кажется, что меня немного хватают за штанины.

– За штанины, – задумчиво повторила брюнетка. – Вам кажется или это было?

– Не могу понять. Я чувствую, мешает что-то – хвать-хвать, а когда смотрю – там никого.

– Как вы спите? – девушка откинулась на спинку стула.

– Неважно я сплю. Такой панический сон, – он неопределенно взмахнул рукой. – Ворочаюсь, снится всякое.

– Расскажите.

Посетитель ковырял лоб. Смотрел он уже не на девушку, а на пластиковую табличку у телефона: «Наталья Аркадьевна Синицына, консультант службы психпомощи». Над правым плечом девушки был диплом в рыжей рамке: «Специалисту по работе с общественностью управления по делам молодежи мэрии…»

– Полосы зелёные снятся. Мельтешат, – он вздохнул. – Муть всякая. Вот вчера роды снились.

– Вам нужно меньше нервничать, – вдруг улыбнулась консультант. – Я вам рекомендую съездить развеяться. На базу отдыха. Перед сном нужно обязательно пить горячий чай с мёдом. Ноги держите в тепле. Проветривайте квартиру. Вы проветриваете?

– Нет, – мужичонка всё глядел на диплом и чесался.

На улице становилось темно. В домах зажигались окна. Огни казались потусторонними.

Девушка зябко жалась.

– Мерзкая погода, – сказала она.

Внезапно почудилось, что где-то кто-то уронил что-то тяжёлое. Земля подпрыгнула.

– Что это? – машинально бросил посетитель.

Вдруг в дверь глухо постучали, точно обухом. Потом засвиристела трель. Консультант резко выпрямилась, глаза её увеличились. Она потянулась к тревожной кнопке, чуть помедлила, а потом уверенно нажала клавишу на маленьком пульте управления.

В комнату влетел мужик. Он тряс перед собой кепкой с эмблемой хоккейного клуба.

– Вы слышали? Башня рухнула! Башня! Рух-ну-ла!

Башня падала быстро, но, казалось, медленно, как будто прощалась. Она завалилась вперед, на улицу Ломоносова, придавив маленький домик телестудии и жилую пятиэтажку напротив. Как если бы нарядная трёхметровая елка упала посреди праздника – прямо на детей. Вот так примерно упала и башня.

Всё казалось красноватым, бликующим. Отблески мигалок танцевали в осколках стекла на асфальте, в разбитых окнах, в растерянных глазах.

Красно-белая гигантская игла – конус скрученного железа и прутья, прутья, прутья – нечаянная баррикада. Пробка закрыла всего лишь одну, по сути, второстепенную вену, но тут же встал весь город.

Машины визгливо жаловались. Хлопали дверцы. Люди выходили поглазеть и замирали. Упала башня. Её было видно из любого уголка, чуть ли не из каждой норы, а теперь нет – не видно. Кто бы мог подумать.

Телестудию смяло, как бумажный пакет сока. Но она и так умирала. Командный центр сместили в центр административный – начальство переехало в столицу – в Вологду. В Череповце из вежливости оставили корпункт – техника, трех журналистов и двух операторов, застрявших у чиновников, как мясо в зубах.

Одного корреспондента врачи волокли на носилках к карете. Бледный мужчина лежал неподвижно, придерживая голову – у него были роскошные цыганские кудри – на лоб стекала кровь.

Второй сидел на ступеньках, прямо на разбитых плитах, словно на развалинах чего-то античного, расставив полные ноги, и мычал, закрыв лицо руками.

Третья – худенькая девушка кричала в микрофон, нервически тряся шеей. Она стояла на фоне разбитой пятиэтажки. Оператор снимал с плеча. Оператор был стоек, как штатив. Другой подсвечивал обычным карманным фонариком – руки его тряслись.