Шрифт:
Когда все коробки были спущены на пол, Хокк уже вошел в азарт. Не теряя времени, он распахнул крышку сундука и восхищенно замер, не в силах издать ни звука. Это был не просто сундук, это была аккуратнейшим образом собранная и упакованная химическая лаборатория. Колбы и реторты, пустые и наполненные разноцветными жидкостями и порошками, разных размеров фарфоровые ступки с пестиками, стеклянные палочки и пипетки, мензурки и тигли – все это располагалось в специальных, продуманно расположенных, отделениях и кармашках.
Глаза у Хокка горели.
– Вот это сокровища, – пробормотал он. – О, тут и какой-то учебник есть!
Адвокат достал из сундука толстую книгу в переплете из потемневшей от времени телячьей кожи и наугад раскрыл ее. Словно легкий ветерок пронесся по чердаку: взметнул со страницы полоску бумаги, поднял ее вверх и закружил в воздухе. Собственно, у Хокка не было никакой причины ловить эту пустяковину – подумаешь, закладка выпала! И если бы, кто-нибудь, спросил сейчас: “Уважаемый господин Хокк, а на что вам сдалась эта бумажка?”, адвокат просто не знал бы, что ответить. Скорее всего, он поступил бы так, как обычно делал в суде, когда слышал нечто, для себя неприятное или неожиданное. В таких случаях, Хокк вздергивал правую бровь и бросал на невежу такой взгляд, что тот сразу понимал всю неуместность и бестактность своего выступления. Но поскольку рядом никого не было, семидесятипятилетний адвокат подпрыгивал и размахивал руками, безуспешно пытаясь поймать легкий листок, который продолжал издевательски плясать над его головой.
Разумеется, долго это продолжаться не могло. У Хокка одновременно закололо в боку, прострелило резкой болью правое колено и заныли плечи. А сердце повело себя и вовсе безобразно – оно нахально покинуло грудную клетку и теперь судорожно колотилось в горле, мешая сделать вдох. Адвокат торопливо опустился прямо на пол. Костюм все равно испачкан, а самое необходимое сейчас – вернуть организм в рабочее состояние. Хотя бы, более или менее рабочее.
Мерзкая бумажка еще немного покачалась в воздухе, потом плавно скользнула вниз и опустилась на пол в полуметре от левой ладони Хокка. Он посмотрел на пергамент с отвращением и отвернулся – колено, кажется, успокоилось, но справиться с дыханием пока не удавалось. Реджинальд прикрыл глаза, чтобы сосредоточиться на этой конкретной и столь важной сейчас задаче, но через секунду снова распахнул их. Пергамент?!! Но этого же просто не может быть! Какой-нибудь тетрадный листок может взлететь от простого сквозняка, а чтобы поднять в воздух пергамент… но это, действительно, был пергамент. И лежал он уже гораздо ближе, теперь Хокк без труда мог дотянуться до него. И даже накрыть ладонью. Не совсем понимая, зачем он делает это, Хокк так и поступил.
На вид, на ощупь и на запах, это был настоящий пергамент. Тонкий, хорошо выделанный, покрытый ровными бледно-фиолетовыми строчками выцветших чернил. Что же получается? На этой закладке какой-то текст? Интересно, что там написано.
Хокк сунул руку в нагрудный карман, чтобы достать очки, но тут же вспомнил, что оставил их в кабинете, на столе, рядом с газетой, которую читал после обеда. Он раздраженно поморщился и приступил к процедуре вставания. Это оказалось делом не простым и не быстрым, но Реджинальд справился. И даже не уронил странный пергамент, который так ловко притворялся простой бумажкой.
В кабинете Реджинальд сразу почувствовал себя гораздо увереннее. Сел за стол, отшвырнул в сторону газету и положил перед собой пергамент. Надел очки и бледные строчки сразу обрели четкость. Что же это за язык? Похоже на латынь. По крайне мере, окончания характерные, да и слова попадаются, знакомые… кажется, знакомые. Странно, у него ведь познания в этом древнем языке весьма изрядные, а ни малейшего смысла уловить не удается.
Нет, так работать не годится. Первым делом надо, чтобы Натаниэль сделал копию. Реджинальд поднял голову, чтобы позвать секретаря и только тогда вспомнил, что это невозможно.
– Надо же, какая неприятность, – посетовал адвокат. – Ну что ж, не поручать же это Никкелю. Придется вспомнить молодость. Эх, сколько я в свое время всяких копий нашлепал!
Неожиданно, настроение у него улучшилось. Как будто, принявшись за работу, которую ему в последний раз приходилось выполнять более сорока лет назад, он, действительно, эти сорок лет сбросил. Непонятные слова перерисовывались легко и без ошибок, буковки выходили аккуратные, кругленькие – просто загляденье! Времени на эту приятную работу ушло совсем немного. Хокк полюбовался ровными строчками копии, потом отложил ее в сторону и занялся оригиналом. Пергамент, даже если на нем записан не какой-нибудь старинный алхимический рецепт, а всего лишь счет за покупку – предмет весьма ценный. Нехорошо, если он будет просто так на столе валяться.
Действуя неторопливо и методично, Реджинальд достал из ящика стола большой плотный конверт и написал на его лицевой стороне: “Пергамент с текстом, обнаружен мною, независимым адвокатом категории “СИ”, Реджинальдом Хокком, на чердаке дома, приобретенного мною в собственность”, поставил дату и расписался, привычно снабдив свой росчерк двумя эффектными завитушками. Уже вложив пергамент в конверт, Реджинальд сообразил, что звание независимого адвоката категории “СИ” для него, уже несколько дней, как в прошлом. Он немного поколебался, что лучше сделать: зачеркнуть столь привычное звание или вписать перед ним слово “бывший”? В конце концов, махнул рукой и оставил, как есть. После чего, убрал конверт в новенькую папку, а папку спрятал в ящик стола.
Теперь можно было приступать к изучению текста. Все-таки, странно – если это латынь, то почему набор слов кажется настолько нелогичным? Да и построение фразы нельзя назвать характерным. А если это не классическая латынь, а какой-то диалект? Надо попробовать прочесть вслух: слово звучащее воспринимается совсем не так, как написанное. Может, что-нибудь и прояснится?
Реджинальд, медленно и певуче, начал произносить слова, которые только что переписал со старинного пергамента. Его красивый, хорошо поставленный баритон (а как же! Разумеется, поставленный, причем лучшими педагогами, профессионалами своего дела. Голос для адвоката – орудие труда и очень важное) зазвучал в просторном кабинете неожиданно гулко – казалось, даже эхо откликнулось. Дочитав до конца, Реджинальд положил бумагу на стол, снял очки и потер переносицу.