Пусто.

С трудом поднявшись на крыльцо, я стучу ногами о стену возле двери, чтобы сбить снег с ботинок, а затем открываю дверь. Внутри теплее, но ненамного. В камине не горит огонь и не слышны звуки из задней комнаты или от телевизора. Меня не приветствуют лаем и не утыкаются в лицо мокрым носом.

— Лиа?

Тишина.

Кухня сразу же слева от входа. В раковине нет грязной посуды, чистой в сушке на полке тоже нет. Запах в комнате чистый и стерильный – никаких свидетельств того, что здесь недавнего готовили еду.

Я оглядываюсь назад на вход, и пустой крючок на вешалке, наконец, наводит меня на определённую мысль.

Она снаружи?

Я медленно иду к раздвижной двери, ведущей к заднему крыльцу. Отсюда отлично просматривается поленница на заднем дворе, но никаких признаков Лиа или Фрейи. На снегу нет следов, ведущих к поленнице и обратно. На веранде нет зимних сапог.

— Лиа? — зову я ещё раз.

Ни звука.

Возвращаюсь на кухню, там остался только один не замеченный мной предмет – лист из записной книжки на столешнице возле плиты. Дыхание в горле перехватывает, когда я еле тащу ноги по линолеуму, и трясётся рука, когда я тянусь за листом бумаги.

Дорогой Эван,

С тех пор как мы виделись последний раз, прошло уже несколько недель, и больше десяти дней, как все мои звонки стали переводиться на голосовую почту. Мне неизвестно, где ты, и жив ли ты вообще. Я знаю, что ты мне лгал. И думаю, что в глубине души я всегда это знала. Ты уезжаешь на несколько дней без каких-либо внятных объяснений, а когда возвращаешься, твои глаза всегда тусклые и пустые. Я много раз видела этот взгляд, чтобы не понять, что он означает.

Мне некому довериться. Даже сама мысль иметь друга сейчас кажется мне странной. Я думала, что тебе всего хватает, но ты уезжаешь, а я остаюсь одна и не могу не думать о том, чем ты там занимаешься. Меня до сих пор удивляет, зачем я связалась с этой учёбой. Что я буду делать, когда получу диплом? Где я буду работать, если мы вынуждены всё время скрываться?

Я больше так не могу, Эван. Я люблю тебя всем сердцем, но я не могу с этим справиться. Я не могу жить, беспокоясь, где ты, что ты делаешь, и собираешься ли ты вообще возвращаться домой. Я не могу примириться с тем, что, как я знаю, ты всё еще делаешь с моей совестью. Меня это не устраивает.

Я возвращаюсь в Аризону. В местной больнице есть несколько вакансий, и моя мама поможет мне найти своё собственное жильё и устроиться.

Я хотела сделать это лично, но не знала, когда ты вернёшься. Я даже вообще не знаю, вернёшься ли ты. Прости, Эван. Думала, что справлюсь, но я не могу. Я всегда буду любить тебя, но этого недостаточно.

Лиа.

На странице нет даты. Понятия не имею, как давно была написана эта записка. Несколько дней назад? Недель?

Я кладу бумагу обратно на столешницу после того, как прочитал её четыре раза. У меня в животе будто камень, и на мгновение в голове проносятся картины пылающей жары, ощущение песка на моих содранных коленях и грубая рука, сжимающая горло. Я пытаюсь сглотнуть, но не могу. Я даже дышать не могу.

Прежние мысли о еде, тёплом питье и горячем теле рядом с моим, пока я сплю, тут же развеиваются. Я рассеянно бреду в спальню в задней части коттеджа и смотрю на аккуратно заправленную кровать. Провожу кончиками пальцев по покрывалу, прослеживая абстрактный рисунок.

Её запаха давно уже нет в комнате.

Я опускаюсь на кровать и хватаю её подушку. Она пахнет лишь стиральным порошком. И всё же я прижимаю её к груди и зарываюсь в неё лицом. Мое тело измучено, но мысли бешено крутятся в голове. Когда я смотрю на тумбочку, что-то бросается мне в глаза.

Это тонкая серебряная цепочка. С подвешенным на ней четвертаком.

Кроме настольной лампы, это единственный предмет на тумбочке. Его положили аккуратно и намеренно. Мысленно я вижу, как Лиа медленно снимает цепочку с четвертаком с шеи и раскладывает там. Это символ нашей первой встречи. Видеть там эту монету, словно почувствовать удар в живот.

Отбросив подушку, я вскакиваю с кровати и топаю обратно в гостиную. Мой взгляд утыкается в камин и аккуратно сложенную рядом стопку дров. Схватив одно полено, я сжимаю его пальцами и ощущаю в ладони его вес.

— Эван, это не огонь в камине. Это уже настоящий костёр! — засмеялась Лиа и бросила в меня попкорн.

— На улице минус тридцать градусов, — сказал я ей. — Мне необходимо тебя согреть.

— Чтобы сделать это есть способы и получше, — она наклонила голову на бок и повела бровью.