Никакая жизнь вблизи таких голубых гигантов невозможна — слишком сильно их ультрафиолетовое излучение. И поэтому земные астрономы не проявляют к ним повышенного интереса.

Другое дело — бродячие желтые звезда того же класса G2, что и Солнце. Их не так много, как голубых, но вокруг них могут быть планеты, и на планетах может отыскаться жизнь или, по крайней мере, — условия для нее. А это уже землянам всегда интересно. По сути ведь и само наше Солнце — одинокая блуждающая звезда.

Поэтому и новое желтое светило, нацелившееся на левое плечо Ориона, заинтересовало землян, получило имя великой киноактрисы Марлен Дитрих и стало специальный предметом исследования всех космических обсерваторий Солнечной системы и на всех астрофизических диапазонах — оптическом, рентгеновском, инфракрасном, ультрафиолетовом и гамма-лучевом. Звезду Марлен наблюдали молодые астрономы со спутников Марса и Юпитера, автоматические обсерватории с колец Нептуна и со спутниковых орбит Плутона. И вся эта огромная информация стекалась в лаборатории Пасадены на тихоокеанском побережье Калифорнии. А оттуда, уже обработанная, систематизированная, расходилась по всей планете.

Довольно скоро возле Марлен обнаружилась небольшая, компактная система с тремя планетами примерно земных размеров и двумя планетами-гигантами, расположенными, как и в Солнечной системе, посередине других. Правда, расстояния между планетами в системе Марлен были неизмеримо меньше, чем в система Солнца, И, следовательно, межпланетные путешествия там оказались бы короче и легче, чем возле Солнца.

Для начала планеты системы Марлен назвали буквами греческого алфавита, оставив поиск более точных имен на усмотрение будущих исследователей.

Когда информации скопилось предостаточно, к Марлен направились один за другим автоматические разведывательные зонды. Они шли подряд, цепью, и у каждой ракеты была своя, узкая задача. А через сто лет после первых зондов ушла к Марлен и экспедиция Гулля, обеспеченная стремительным прыжком в надпространстве. Он был уже испробован в полетах к звездным скоплениям и — конкретно на маршруте к Марлен — автоматическими зондами.

И вот в итоге всей этой колоссальной работы таком печальный результат — давно предсказанный, но, как любое несчастье, всегда неожиданный взрыв Бетельгейзе.

…В поисках места для удобной посадки Гудзи начал внимательно рассматривать распростертую под ним планету. Всюду цепи неприступных, ощетинившихся, припудренных чем-то (снег?) утесов. Иногда средь них зияют глубокие бездны или мелькают крошечные плоскогорья с извилистыми трещинами каньонов Невольно вспомнился наводящий жуть земной остров Эстадос, что невдалеке от Огненной Земли. Гудзи видел его однажды под собою из самолетного иллюминатора. Но, если на Земле подобные места — редкость, то здесь, похоже, это самая обычная картина.

Виток за витком, с автоматически смещающейся орбитой — но все бесполезно! А время начинало поджимать. Лишь через тридцать часов непрерывных поисков Гудзи, наконец, обнаружил среди острых, нацеленных ввысь вершин черный провал в несколько десятков миль, заканчивающийся ровной плоскостью. Будто кто-то специально вырубил здесь до основания горные пики под площадку для посадки и стартов космических кораблей.

— То, что и требуется, — сказал Гудзи с облегчением и на следующем витке повел «Гном» на снижение.

Планетолет сел удачно — в серую, рыхлую и, как вскоре выяснилось, снежную массу вблизи небольшого леска.

Не все оказалось так уж безнадежно. Датчики сообщили, что в нижних слоях атмосферы Эпсилона содержится немало кислорода, хотя и меньше, чем нужно для дыхания. Кислород можно выделить и очистить. Воду можно добыть из окружающего снега. Пища пока имеется. Взяты в полет и семена овощей и фруктов. Одним словом, жить можно.

За время положенной адаптации на новом месте астронавт убедился, что извне ни «Гному», ни его обитателям ничто не угрожает. Значит, можно совершить вылазку на Эпсилон. «Наверное, было бы нелепо упустить такую возможность, — рассуждал Гудзи. — Немногим удается первыми ступить на чужую планету. На Бете это выпало людям Гулля. Здесь — мне. И, пожалуй, не стоит с этим тянуть. Кто угадает силу и характер излучений, которые вот-вот обрушатся на Эпсилон вслед за метеоритным потоком?»

Гудзи надел планетный скафандр и выбрался в тамбур-шлюз, плотно задраив за собой люк, ведущий внутрь «Гнома». А через три минуты, расконсервировав внешний люк, оказался вне корабля.

На Эпсилоне шел снег. Мягкие, рыхлые хлопья валили со всех сторон и затушевывали линию горизонта. Она всюду была нечеткой, размытой, туманной. Серо-белое небо как бы постепенно переходило в такие же серо-белые горы, вершины которых терялись в снежном мареве. Лишь кое-где короткие порывы ветра вдруг закручивали снежные столбы, они быстро уносились вдаль и не возвращались.

«Повезло нам, — подумал Гудзи. — Чудом проскочили. Выбрать площадку при таком снегопаде оказалось бы совсем невозможно».

Он даже содрогнулся в своем скафандре от того выбора, который мог ожидать их на орбите: или садиться вслепую, в снежную кашу, или дождаться метеоритной бомбардировки. Ну, первые атаки метеоритов «Гном» еще как-нибудь выдержал бы… Но никто ведь не знает глубину метеоритного потока. Может, таких атак предстояли сотни? А «Гному» наверняка хватило бы и пяти, чтобы превратиться в решето.