— Хорошо, наверное, быть обеспеченной, — сказала я задумчиво и перевернула страницу книги. Затем добавила машинально: — А другая дама, похоже, не настолько богата.

Лицо Хопкинс побледнело бы еще больше, если бы это было возможно, и на мгновение я подумала, что она вот-вот упадет в обморок.

— Другая дама?

— Я имею в виду — та, что опоздала к ужину. На ней не было драгоценностей, да и платье строгое, серое.

— Так вы ее видели? — Хопкинс странным образом менялась в лице: только что румянца не было и в помине, а тут кровь снова прилила к ее щекам.

— Мы уже сидели за столом, когда она пришла. Наверное, у мистера Вандербриджа есть секретарша, и она тоже живет в этом доме?

— Нет, у него нет секретаря здесь, только в конторе. Если он хочет вызвать ее, то звонит туда по телефону.

— Удивляюсь, зачем она пришла — не поужинала, и никто с ней так и не заговорил, даже мистер Вандербридж.

— О да, он с ней никогда не говорит. Слава Богу, до этого дело пока не дошло.

— Так для чего же она приходит? Ужасно, когда с человеком обращаются подобным образом — да еще на глазах у слуг. И часто она здесь бывает?

— Иногда ее нет месяцами. Я всегда замечаю, как оживает тогда миссис Вандербридж. Вы бы не узнали ее: она полна жизни — само воплощение счастья. А потом вдруг, однажды вечером, она… та, другая… возвращается, как сегодня, как прошлым летом, и все начинается сначала.

— Но нельзя ли отказать ей от дома? Той, другой? Почему ее впускают?

— Миссис Вандербридж изо всех сил старается отделаться от нее. Борется отчаянно, каждую минуту. Вы же видели, как она вела себя сегодня вечером?

— А мистер Вандербридж? Разве он не может что-то изменить?

Хопкинс горестно покачала головой.

— Он не знает…

— Не знает, что она бывает здесь? Да нет же, она сидела рядом с ним! И глаз с него не сводила, а на меня смотрела как на пустое место.

— Ах, он знает, что она рядом, но дело не в этом. Он не знает, что ее видят другие.

Я прекратила бестолковые расспросы, и после недолгого молчания Хопкинс грустно промолвила:

— Странно, что вы ее видели. Мне никогда не доводилось.

— Но вы, похоже, все знаете о ней.

— Знаю — и, в то же время, не знаю. Миссис Вандербридж иногда о чем-нибудь да обмолвится — она легко заболевает и в лихорадке порой забывается, но она никогда ничего не говорит мне напрямую. Не такой у нее нрав.

— А слуги разве не сплетничают о ней… о той, другой?

Эти слова, видимо, смутили ее.

— Да они толком не знают ничего, что могли бы обсудить. Просто чувствуют, что в доме что-то не так, вот почему никогда не задерживаются дольше, чем на одну-две недели: с осени у нас сменились восемь дворецких… Но они сами не понимают, в чем дело. — Хопкинс прервала рассказ, чтобы подобрать моток пряжи, укатившийся ко мне под кресло. — Если наступит время, когда вам придется встать между ними, вы сделаете это? — спросила она.

— Между миссис Вандербридж и той, другой?

Ее красноречивый взгляд подтвердил мою догадку.

— Так вы думаете, она хочет причинить вред миссис Вандербридж?

— Не могу сказать точно. Никто не может… И все-таки, мне кажется, присутствие этой женщины убивает ее.

Часы пробили десять, и я, зевнув, вернулась к чтению, а Хопкинс, подобрав свое вязание, вышла, чопорно пожелав мне спокойной ночи. Удивительно: едва наш тайный разговор завершился, как мы обе стали усиленно делать вид, что его и не было.

— Я передам миссис Вандербридж, что вас все устраивает, — сказала Хопкинс напоследок, прежде чем бочком скользнуть за дверь и оставить меня наедине с загадками этого дома. Это была одна из тех ситуаций — я вынуждена повторяться снова и снова, — которые слишком нелепы, чтобы поверить в их реальность, даже когда погружаешься в них с головой. Я страшилась своих догадок, не осмеливалась довериться собственным ощущениям, и меня била дрожь, хотя в комнате было тепло; и все-таки я легла спать, приняв твердое решение: если когда-либо представится случай, я готова заслонить миссис Вандербридж от безымянного зла, которое угрожает ей.

Утром миссис Вандербридж отправилась по магазинам, и я не видела ее до самого вечера, пока она не встретилась мне на лестнице, перед тем как уехать в оперу и на ужин к друзьям. Она была блистательна в одеянии из синего бархата, с бриллиантами в волосах и на шее, и я снова удивилась, как такое восхитительное создание может испытывать какие-либо горести.

— Надеюсь, вы хорошо провели день, мисс Ренн, — радушно молвила она. — Я была слишком занята, чтобы уделить внимание письмам, но завтра я займусь ими рано поутру, — затем, словно по размышлении, она обернулась и добавила: — В гостиной у меня лежит несколько новых романов. Взгляните, если вам захочется.