Коля заглядывает через руку Родионова, заслонившую от него, впрочем, только для вида, новый рисунок. Сначала Стас нагромождает невообразимо запутанный клубок рук и ног человеческих, кажется, никакого смысла в этом рисунке, но приделываются головы в местах, одному Стасу понятных, лица этих голов знакомы Коле, и скоро он соображает, что Стас рисует его самого, сцепившегося с Батей и Котовым, причем ему придано литое тело и мощные загребущие руки. Он побеждает, а Бате с Котовым приходится туго.

– Ты же видишь, что это вранье, – говорит Стас, подвигая тетрадку к Коле. – Они тебе сделают рожу – обязательно. Сомневаешься?

«Сказано точно, именно рожу, – думает Коля. – Из лица выйдет рожа».

– Дурак ты, Колька, – вышептал Стас презрительно. – Дурачок! Кто ты перед этими обормотами? – Он помолчал. – Как ты сможешь один? У меня давно на Сашку зуб, самое время нам пересечься.

– Зачем ты мне это говоришь? Да он тебя одной левой, – предостерег Коля.

– А если вдвоем? Или сомневаешься?

– Куда я гожусь, – выдавил Коля.

– Как знаешь, – сказал Стас. – Я пошутил. Сегодня домой вместе пойдем. А в училище они не посмеют.

– Откуда ты знаешь?

– Я давно знаю, чем вы промышляете в вечерней школе…

– А вы, голубчики, что же это?.. – голос Вересова застает Колю врасплох. – Звонарев… – Коля поднялся. – Ответь нам, Коля, отчего ты сегодня никак не сосредоточишься на занятиях, сел с Родионовым, что-то затеваете? А, Николай?

– Ничего мы не затеваем, – сказал Родионов.

– Они затевают, – проскрипел Котов. – Вы правы, Юрий Андреевич. Они затевают избегнуть кары.

– Придется мне с этой заразой потолковать, – услышал Коля злой шепот Стаса.

– Вы им не верьте, Юрий Андреевич, – продолжал Котов с обычными своими ужимками и смешком.

– Заткнись, гад, – взорвался Родионов, лениво и угрожающе потянулся к Котову, но не достал – до того еще два стола. – Кольку не трожь, а то я тебя поглажу, скотина, по головке.

– А мы на таких помахивали, – огрызнулся Котов и улыбки не стало на его осунувшемся лице. – Подумаешь, испугал. И как это тебе, Колян, удается заводить бешеных дружков?

– А ну-ка уймитесь, – потребовал Юрий Андреевич. – Капустин, что происходит? Может быть, ты объяснишь?

– Нечего мне сказать. – Сашка привстал, пожав плечами. – Зря лаются.

– А ты в сторонке?

– А я в сторонке.

– Ну что ж, – сказал Юрий Андреевич, – поживем, увидим.

Он продолжал урок. Закончил объяснение в полной тишине, начал спрашивать по новому материалу. Ему отвечали, он сердился, если отвечали вяло и невпопад, подбадривал.

Коля успокоился, он был увлечен тем, что происходит в классе, слушал внимательно, и ему, оказывается, многое было понятно, даже несмотря на то, что добрую половину урока он пропустил мимо ушей.

Юрий Андреевич Колю больше не задевал и не смотрел в его сторону.

Постепенно Колей стала овладевала сонливость, он с трудом держал глаза открытыми, его укачивали негромкие монотонные голоса отвечающих, и лишь вопросы Юрия Андреевича, на которые он про себя пробовал отвечать, не давали уснуть окончательно.

Но рука Родионова затеребила плечо, голос Родионова защекотал в самое ухо:

– Тебе, Колян, письмо. Вот. Сомневаешься?

Сбоку в поле зрения Коли появился листок в клетку. На листке корявые батины каракули. Коля прочел: «Коля, если ты не очень боишься и хочешь со мной пересечься в тишке и решить наш раздор полюбовно, приходи курить на чердак на большой перемене. Твой бывший товарищ Батя». Дальше рукой Котова было приписано: «Явка в полном одиночестве, иначе война со всеми бедствиями и кровью. Сявка под названием Стас Родионов персона нежелательная. Он поимеет свое в свое время. Кот».

– Боишься? – спросил Стас, Коля кивнул коротко и поспешно. – У меня дело, я позже приду, понял? Понесу шмакодявок, будь здоров. У меня на них давно руки чешутся…

– Нет, – выдохнул Коля, – лучше я сам.

Родионов заерзал на своем стуле, заматерился вполголоса, стул заскрипел под ним.

Прозвенел звонок на большой перерыв.

– Следующий час посвятим повторению материала прошлого года, – сказал Юрий Андреевич. – А теперь все свободны. На перерыв.

Курилка на чердаке считается незаконной. Дежурные мастера и преподаватели гоняют курильщиков оттуда нещадно. Однако в училище не отыскать другого места, которое притягивало бы мальчишек с большей силой и постоянством. Особенно людно бывает здесь в перерыв, отведенный для обеда преподавателей между пятым и шестым уроками.

Просторная полутемная площадка под скошенным потолком, перед тяжелой дверью на чердак, обитой ржавым листовым железом и запертой на огромный висячий замок, битком набивается курильщиками. Пелена табачного дыма обволакивает сборище – вентиляции никакой, дым там стоит едва ли не до следующего утра. Ни на мгновенье не смолкает ровный гул множества голосов, и только вмешательство старших на время приостанавливает бессмысленную толчею на месте. Тогда ребята спускаются этажом ниже, в законную курилку, а как только опасность минует, тянутся наверх и толкутся в тесноте до звонка.