— Тогда лучше не трогай… пока. А то у меня нет запасных трусишек твоего размерчика.

Мы смеемся и смотрим друг другу прямо в счастливые искрящиеся от счастья глаза. Никогда в жизни еще не было так беззаботно… и так легко на душе.

Мэт протягивает руку к перебинтованному плечу и нежно касается белой повязки. Внезапно, яркие огоньки в глазах мужчины затухают, а руки начинают подрагивать:

— Эмми, прости…

— Хватит Мэт! Я не злюсь. Что было, то забыли. Ты ни в чем не виноват, — перехватываю руку, прижимаю к щеке. Мысленно, через прикосновение, умоляю отпустить прошлое.

— Каждый день, до самой смерти, не престану молить о прощении.

Ненавижу себя. Ненавижу, за свое отношение. Ненавижу за боль, причиненную своей девочке. Ненавижу потому чт…

— ПРЕКРАТИ! — громко вскрикиваю, обвиваю руками шею мужчины, притягиваю к себе… И затыкаю вредный ротик настойчивым поцелуем.

Больше не могу терпеть то, как он себя оскорбляет.

Мэт мгновенно обмякает и успокоится, чувствуя мои прохладные губы на своих невероятно горячих губах. А затем, страстно обхватывает за талию и притягивает к себе, бережно усаживая прямо на колени.

Нежно, не спеша ласкаем друг друга только губами, (без помощи язычков), как застенчивые школьники. Во время поцелуя, Мэт чувственно гладит мою спинку, нежно поглаживает руками бедра, громко постанывает. Затем, насладившись своим личным наркотиком, отрывается от губ и утыкается носом в шею, покрывая это чувствительное место самыми страстными поцелуями.

Мой первый поцелуй… Первый настоящий взаимный поцелуй. Такой нежный и такой прекрасный. Как же я счастлива наконец попробовать на вкус самые аппетитные губки в мире. Ведь я очень долго об этом мечтала. Но только не так представляла… Господи Боже! В реальности, поцелуй Мэта оказался намного кайфовей, чем в мечтах.

— Сладкая… Какая же ты сладкая! Сейчас умру от восторга! — через силу, отрывается от моей шеи, заглядывает в искрящиеся от удовольствия глаза, и неожиданно улыбается. Практически до самых ушей, будто читает все мои пошлые мысли.

— Уж кто бы говорил… На себя посмотрите, мистер Исключительный, — резко обхватываю за шею притягиваю к лицу и опять впиваюсь в губы, награждая новым пламенным поцелуем, от которого все внутренние органы застывают, будто устраивают забастовку своей хозяйке, отказываясь работать.

Еще пол минуты таем от наслаждения, делая ставки, кто же первый сдастся, не выдержав предельного возбуждения. Конечно это буду не Я.

Мэт с большим трудом отрывается от моих сладких губ и тяжело выдыхает:

— Детка, что ж ты со мной делаешь?

Виновато опускаю глаза, а сама продолжаю гладить его густые мягкие волосы на затылке:

— Разве не видно? Воспитываю, конечно!

— Оммм… Мечтаю, получать такие наказания хоть каждый день, — облизывает губы, не сводя глаз с полупрозрачного лифчика, — Надо бы заканчивать, а то трусишки точно понадобятся.

На этот раз я почувствовала мощный бугорок под своей попой, настойчиво упершийся в одну округлую ягодичку. Немного смутившись, пересаживаюсь обратно на кровать, совсем не желая выпускать Мэта из чувственных объятий и терять вкус умопомрачительных губ. (На вкус они, кстати, как самый настоящий пористый шоколад, который при долгом посасывании, когда тает, оставляет приятные вибрации на языке).

— Наверно мне лучше одеться, — стараюсь сказать, как можно серьезней, но не получается, потому, что нахожусь на пике возбуждения, а мой голос звучит слишком уж эротично.

— Дд-а. Хотя, если честно, я бы хотел, чтобы ты наоборот, разделась, — отвечает, немного заикаясь, а сам глазками скользит по плоскому животу. Немного задерживается у пупка и останавливается на больничных штанах.

Не знаю, как быть… Что, если разочарую тебя? Ведь я ненавижу всех мужиков на свете. И боюсь секса… хуже, чем смерти.

Его руки лежаться на тонкую резиночку на бедрах, светло-салатовых штанов в коричневый горошек, и медленно начинают снимать оставшуюся одежду…

Но вдруг… я перехватываю настойчивые руки:

— Не надо. Закрой пожалуйста глаза. Не сегодня.

Мэт, дорогой. Мне очень страшно. Если бы ты знал на сколько…

Может когда-нибудь я преодолею свой страх… И ты мне в этом поможешь.

— Прости, малышка. Как скажешь.

Закрывает глаза, бережно снимает больничные штаны и помогает надеть чистые, а в этот момент сердце делает тройное сальто. Причем два раза. Потому, что его теплые ладошки скользят по чувствительной кожи моих стройных ножек, от чего я задыхаюсь, испытывая нереальное блаженство.