— Притом уголовное, — заметил инспектор.

— Вы преследуете людей, которые здесь, в этом чуждом нам мире, повторяют подвиг предков, приручивших волка и оседлавших дикую лошадь. Людей, снабжающих космическим транспортом всю Галактику. Между прочим, рискуя при этом жизнью.

— Преступники всегда чем-то рискуют, — возразил инспектор.

— Опять вы за свое! Ситуация, насколько я понимаю, проста: кое-кто на Земле стремится укрепить вашу монополию в производстве космических средств передвижения. Для этого вы и стараетесь. Вот такие у вас обязанности, инспектор.

— Слушайте, вы, — процедил инспектор. — Перестаньте разводить демагогию. Вы прекрасно понимаете, что это было омерзительно. Вся ваша так называемая охота. В чем она состояла? Вы вероломно напали на семью свободных существ. Вы стреляли в них гипноголовками своего любимого Шнейдера. Потом вы подчинили их своей воле. Омерзительно — другого слова нет.

— Но они не люди. Это всего-навсего животные.

— Вы напрасно притворяетесь, — сказал инспектор. — Вы же все знаете.

— Сейчас вы снова будете мне рассказывать, что астробиологи не дали отрицательного ответа на ваш запрос об их предполагаемой разумности. Но никто не дал вам и положительного ответа!

— Перестаньте разводить демагогию, — повторил инспектор.

— Это не демагогия, инспектор. Но вы землянин, и вы этого не поймете. Вы забыли, что такое лишения, что такое нехватка энергии. Если вам нужен звездолет — вы берете его напрокат. В колониях все по-другому. Вы напрасно забываете это.

— Разумеется, — сказал инспектор. Он действительно что-то забыл. — Вы-то ничего не забываете.

— Да, — сказал коммодор. — Именно поэтому мы снабжаем космическим транспортом чуть ли не всю Галактику. Как устроен этот транспорт, неважно. Важно то, что он дешевле и лучше всего, когда-либо созданного человеком. Важно то, что сейчас самая маленькая колония может самостоятельно исследовать Вселенную и что единственное техническое оборудование, которое требуется, — это портативная взлетно-посадочная капсула. Этого мы не забываем, и никакой трибунал не заставит нас забыть это!

Инспектор молчал. Что-то произошло. Кажется, он должен был что-то вспомнить. Предел Шнейдера? Нет, что-то другое.

— Вы попали к нам слишком поздно, инспектор. Вам следовало оказаться здесь раньше, когда космическая охота носила менее условный характер. Когда в колониях царил не энергетический, а обыкновенный голод. Когда нужны были не ракеты, а котлеты. Вы на Земле очень гуманны, но вы не знаете, как хорошо, когда все сыты. Вы никогда не узнаете, что значила тонна первосортного жира в те времена, когда в колониях не было пищевых синтезаторов. Зато вы можете себе представить, сколько такого жира дает животное размером с астероид. Вы спрашивали меня, инспектор, для чего это у нас такие большие, просторные помещения. Очень просто — здесь разделывали туши этих животных. Да, инспектор, эти стены многое повидали. Вероятно, такое зрелище омерзительно, если судить по нормам вашего дешевого гуманизма. Но если бы на нашем месте были вы — вы бы делали то же самое!

Инспектор молчал. Он пытался припомнить что-то, но не мог. Это было мучительно.

— Теперь вы говорите что они, возможно, разумны. По-моему, это не так. Доказательств у вас нет, и я вам не верю. Но допустим — вы правы. Пусть это действительно разум. Природа, создавая сознание, имела вполне определенную цель — познать самое себя. Эти существа не могут делать это самостоятельно. Они идеально приспособлены для изучения космического пространства, но не планет. И они должны прибегнуть к нашей помощи, так как мы, со своей стороны, хорошо приспособлены для исследования планет, но не умеем передвигаться в пространстве. Между нами по чьей-либо инициативе неизбежно должно возникнуть сотрудничество. Я и мои люди проявляем такую инициативу. И если они действительно разумны — повторяю, сам я в это не верю, — то они должны мириться с нашей деятельностью. Более того, они должны ее приветствовать.

— Вероятно, вы правы, — сказал инспектор.

Минуту назад он сказал бы другое, но сейчас ему это было безразлично. Он что-то забыл и должен был это вспомнить, а все остальное было неважно.

— Так оно и есть, — повторил он. — Сотрудничество. Раньше я не задумывался над этим.

— Видите, — обрадовался коммодор. — Наконец-то вы поняли.

— Да, — сказал инспектор. Ему было все равно, что сказать. Это было не главное.

— Это все вздор, — заявил он. — Давайте поговорим о другом.

— Согласен, — кивнул коммодор. Его лицо изменилось. Казалось, он тоже тщетно пытается вернуть ускользнувшую мысль. — Все это гроша ломаного не стоит.

Они помолчали.

— Извините меня, — вдруг сказал коммодор. — Просто я кое-что забыл. Нечто очень важное. Сейчас я это вспомню, и мы вернемся к нашей беседе.

Вскоре тишина стала невыносимой.

— Говорите о чем-нибудь, — попросил инспектор. — Так будет легче вспоминать.

— Согласен, — произнес коммодор. — Поговорим о Земле. Вероятно, я там останусь навсегда. Вряд ли после суда меня снова потянет в пространство. Нет. Я найду себе хорошую девушку, женюсь и поселюсь где-нибудь в деревне. На космос я плюну. Вам я советую сделать то же самое.

Инспектор молчал. Это его не интересовало. Космос — прекрасно, плюнем на космос.

И вдруг он вспомнил.

— Нет, — сказал он серьезно. — На космос плевать нельзя.

— Ах да! — лицо коммодора прояснилось. — Космос нам еще пригодится.

Инспектор вспомнил еще одну вещь. Странно, что он не вспомнил этого сразу.

— Люди, — коротко бросил он.

— Черт! — удивился коммодор. — О них я тоже забыл. Давайте сделаем так. Мы переделаем мой корабль в пассажирский лайнер и будем возить людей по всей обозримой Вселенной. Очень хорошо, что вы это вспомнили.