Таково, на наш взгляд, основное послание эссе Мачинского. В первое десятилетие XXI века, по завершении переходного периода 90-х годов, когда стало ясно, что в силу разных причин, в том числе из-за болевого шока недавних перемен, российское самосознание ищет знакомых путей, поводов для оптимизма значительно меньше, этот текст стал казаться несколько утопическим. Однако на фоне последних событий, когда все опасности повтора пройденного, хождения по заколдованному кругу собственной истории все более очевидны, он вновь приобретает ценность неусвоенного урока. Именно поэтому мы сочли необходимым опубликовать его – как послание в будущее.

Эта книга о корнях российской истории, а отчасти – и о едином стволе ее, и об отдельных ветвях, и совсем немного – о цветах и плодах – пишется <…> в начале последнего десятилетия двухтысячелетней христианской эры, а если принять во внимание, что реально Иисус родился около 7–4 годов до н. э., то и совсем на исходе христианского двухтысячелетия.

Последнее столетие, как ни одно предшествовавшее, воплотило многие мечтания человечества – преимущественно в области внешнего освоения и устройства жизни – и вместе с тем, как ни одно другое, обнажило всю мерзость, укорененную в человеческой природе, и ослабило надежды на ее преображение. Это столетие первых мировых войн и первой системы всемирной безопасности. Россия, сыгравшая одну из ведущих ролей и в том и в другом, на утренней заре столетия подарила миру странный цветок своего Серебряного века, уместившегося в три десятилетия, – века небывалых начинаний в сфере духа и в области культуры, среди которых центральное место занимает феномен русской религиозной философии, истинное воздействие которой на широкие и глубокие пласты российского общества начинается только ныне, на исходе столетия. И та же Россия в том же столетии реализовала совершеннее и завершеннее, чем кто-либо <…>, ад на земле, его круги по нисходящей и восходящей вплоть до самых низких и мерзостных. И, находясь на низшем круге собственного ада, вступила в противоборство с Германией, творившей свой ад в центре Европы, и – ад восстал на ад – победила ее, спася мир от болезни более опасной, чем поразившая Россию, так как классический фашизм грозил перерождением важнейшему органу земного сознания – европейской цивилизации.

В уходящем столетии человечество совершило невероятное погружение в тайны вещественного микромира и устройства Вселенной. Но по-прежнему практически запечатаны недра земли, мы плохо знаем «внутреннюю жизнь» нашей уникальной планеты даже на физическом уровне, а тем более – на уровне Планетарного Сознания, его различных сфер и энергетических каналов, а сущность человеческой души и соотнесенность ее с различными уровнями Мирового Сознания постигаются нами, пожалуй, менее глубоко, чем древними. На путях самопознания мы еще не обогнули «мыс Доброй Надежды», не исследовали всерьез грань между жизнью и так называемой смертью, не говоря уж о более дальних областях Великой Жизни Сознания.

Можно предположить, что самые великие открытия, самые смелые путешествия, полеты и погружения в ближайшие десятилетия будут совершены (а отчасти уже совершаются) на путях, ведущих в глубь человеческой души и земной природы, к постижению различных сущностей, уровней и форм Космического и Планетарного Сознания.

Все свидетельствует о том, что человечество, впервые в середине XX века организовавшее себя как мировое сообщество, ныне, на рубеже II и III тысячелетий христианской эры, подошло к существенному рубежу в своей истории. Тонкая пленка человеческого сознания, распластавшаяся на поверхности земли, пытается пульсировать как единый организм. Из всех цивилизаций, образующих этот организм, наиболее радикальным изменениям как внутреннего уклада, так и в сфере внешних отношений подвержена ныне Российская цивилизация (а также та часть человечества, которая вольно или невольно была вовлечена в большевистский эксперимент). И суть российской метаморфозы отнюдь не только в том, что жуткий эксперимент, поставленный на российских просторах, исчерпал себя, – нет, ныне намечается и изменение некоторых принципов всей российской истории. Многое в России ныне происходит впервые всерьез за ее тысячелетнюю историю, и, хотя некоторые из этих новаций для европейской и североамериканской цивилизаций отнюдь не новы, можно не сомневаться, что своеобразие российских традиций переработает общечеловеческие институты в нечто невиданное ранее.

В известном смысле в России заново начинается ее история, прошедшая через период «антиистории», начало которого отмечено обещанием «клячу истории» загнать (В. Маяковский), а весь период заслуженно получил имя – «годы безвременщины» (Б. Пастернак). Заметим, что некоторое «выпадение» России из истории Европы и Азии, а позднее и из мировой истории (отчасти связанное с ее местом на карте), имело место и ранее. Однако происшедшее в XX веке беспримерно и, хотелось бы надеяться, неповторимо. Имело место некое «нисхождение во ад» в немыслимой роли – претерпевающей муки на всех его кругах. Но если спуск происходил стремительно, то восхождение растянулось, пытку заменила растлевающая души ложь, пронизавшая почти все уровни жизни и своей системностью и всеохватностью создавшая у большой части населения ощущение стабильности и «нормальной жизни».

Но и через «выпадение из истории», через «нисхождение во ад» Россия участвовала в мировой истории, только особым, уникальным способом – вводя опыт рукотворного, земного ада в «сокровищницу мировой истории» как некий противовес и общечеловеческий урок.

Ныне, в 1991 году, Россия вновь вернулась в поток мировой истории. Однако вживление в историю, новое «воплощение» в органичные государственные формы могут быть не менее мучительными, чем некоторые этапы недавнего периода.

В европейско-североамериканской и дальневосточной цивилизациях за последние полвека, упрощенно говоря, жизнь удалась. Другие – исламская, китайская – вполне нашли себя в традиционных или отчасти во вновь обретенных формах осмысления и организации жизни. В России же, после крушения большевизма, образовалась опасная пустота в экономической, социальной, политической, идеологической, культурной и духовной сферах, пустота, один из истоков которой уходит в некое «зияние», возникавшее временами в российской истории и ранее. У нас «жизнь не удалась», нам снова «нечего терять, кроме…» этой пустоты, жаждущей наполниться чем-либо. И в этом – великие возможности и великая опасность.

Навряд ли одни экономические преобразования (при всей их неотложности сейчас) надолго решат проблемы России, поскольку в ее этнопсихологии и истории есть, наряду с «экономической», некая «антиэкономическая» струя. Ортодоксальный марксизм, боготворивший экономику, блестяще доказал это, создав в России с помощью нарушения ряда законов экономики самое мощное в военном отношении государство в мире, обладавшее уникальной «морально-политической» монолитностью.

Ныне наша страна, неудержимо (как кажется) распадаясь на отдельные государства и «зоны», признает как связующую реальность лишь то, что именуется «единым экономическим пространством». Но жажда национал-демократической, национал-религиозной или национал-большевистской самостоятельности, да и просто ненависть к утомившей идее Центра, делают свое дело – и «экономическое пространство» может легко превратиться во множество отдельных государств с весьма различными политическими устройствами и ориентациями.

Идея суверенного национального государства, охватившая почти все этносы «Союза», увлекла и кое-кого из великороссов, но именно для них она, что также осознается многими, особо и опасна. Если идти по пути превращения идеи «национального суверенитета» в некую непререкаемую догму и при этом признавать нерушимыми все административные границы национальных республик, областей и округов, то окажется, что области, административно принадлежащие великороссам, образуют дырявое кружево земель от Балтики до Охотского моря, без целостного единства, и географически естественно распадающееся на три (а то и более) части. Русские, и особенно великороссы, всегда были тем связующим материалом, который заполнял и цементировал, отнюдь не только экономическое, пространство Российской империи. И теперь, при разделе «по этносам», великороссы не получают компактного единого пространства, а при слабой развитости этноконсолидирующего инстинкта, утраченного в процессе разрастания империи, и при отсутствии крупных объединяющих идей вполне вероятны тенденции к образованию нескольких великорусских полугосударств. А это – путь к гибели этноса, его великой культуры и его еще великих возможностей, что, естественно, вызывает поначалу чувство протеста… Но, может быть, так и надо? Ведь распалась же Британская империя, ведь влились же потомки англичан в новые, формирующиеся нации?