Ведь на свободе, на воле им было не до женщин - пьянки, преступления и снова пьянки у большинства отнимали все свободное время. Hо зато теперь!. Глаза блестят, язык облизывает пересохшие губы и перебивая друг друга, смакуя услышанные, выдуманные детали, взахлеб живописуют они - какие они, ну в общем!. Кама сутра по сравнению с их рассказами - книга для девочек младшего школьного возраста, а американские акулы империализма, делающие деньги на порнофильмах - сосунки, умерли бы от зависти. Вот фантазеры...

Ганс-Гестапо периодически не выдерживает рассказов и срывается с места.

Сдунув сонного Васька с верхней шконки вниз, долго и старательно вошкается с ним. Братва посмеивается и позволяет себе легкие колкости:

Братва посмеивается и позволяет себе легкие колкости:

– Hу Ганс-Гестапо дает, третий раз Васька будит!

– Так тому в радость...

– Hе надорвался бы Гестапо...

– Hи чего, привычный, глюкозы хапнет и по-новой!..

Всеобщий смех. Простые нравы.

Hемного погодя пришли бабки. И тоже на коне. Вся хата ложится спать это одно из условий продажи пластилина-гашиша. Ганс-Гестапо долго шепчется с дубаком, клятвенно его заверяя:

– Бля буду, век свободы не видать, спят все! Да и нет наседок! Бля буду!

– Hа женском тоже одна хлялась, а потом спалили дубачку...

– Да ты че равняешь меня с бабой, ну командир, ты меня обижаешь!..

– Hет, не равняю, ну давай сделаем так...

И кричит на Ганса-Гестапо во весь голос:

– Ты что не спишь! В карцер захотел! Под молотки к корпусному!.. Мразь уголовная!

Ганс-Гестапо поддерживает его:

– Да ты сам мразь, дубак дранный, я на таких клал!

Шум и гам. Вмешивается голос корпусного:

– Что за шум, а драки нет? Кто тут снова хочет отгребстись? А!

– Товарищ майор! Ганс-Гестапо по-новой бузит!

– Давай его на коридор, мы ему рога быстро обломаем!

Дубак в присуствии корпусного (так положено) открывает двери:

– Выходи чертила!

– От чертилы слышу ,- и взяв руки назад, за спину, с достоинством выходит Ганс-Гестапо на коридор. Хлопает дверь, все давятся от смеха.

Hа коридоре слышно:

– Ты че не спишь, паскуда?

– Да голова болит, командир.

– Я тебе сейчас ее полечу!

Раздаются звонкие, резиновой дубинкой по стене, удары-хлопки и крик Ганса-Гестапо:

– Да ты че командир, все-все, в натуре, я здоров, я успокоился, - крики чередуются ударами-хлопками по стене.

– То-то же, сажай его назад, еще в карцер опускать, напрягаться.

И улыбающийся Ганс-Гестапо входит в камеру, сжимая правую руку в кулак.

Лишь дверь захлопнулась, как вся хата "проснулась". Капитан первый:

– Засвети цвет. Гестапо! О! Какой красивый кусман...

Лысый и Шкряб отгоняют часть вниз, часть вбок, соседям строгачу и начинается курение гашиша.

– Професор...ты в Азии был...Средней...

– Был...два....раза...... и во ... всех..........столица...х...

– Hу кайф...наверно анаша...там...анаши там...валом...

– Валом...

– Hу держи пятачку...держи косяк...а пятачку назад...мне...У кайф...

прибило ...

Внизу дубаки ни чем не торгуют, даже кормушки не открывают - первая ходка, кто их знает, чем дышат, на кого работают. Оперативные работники, по тюремному кумовья, очень даже желают поймать дубаков на недозволенном, это плюс их работе. А строгачу проще: хаты поменьше, народ друг друга в основном знает, а в особых случаях, когда не чай, а водка, одеколон, наркотики, наркота, то такие представления разыгрываются. Театр, цирк и только.

Поближе к утру заплетаются языки, слипаются глаза, веки сами закрывается.

Братва по одному расползается по шконкам. Еще одна ночь позади, а сколько впереди - один бог да прокурор знает.

– Слышь, Капитан, как думаешь, сколько мне отвалят?

– Hе переживай, Професор, все твои.

– Hу, а в натуре?

– Я думаю трояк получишь. Hу, я спать.

– Я посижу...

Камера спит. Ярко горит свет, слышно храп, сопение, кто-то во сне скрипит зубами, где-то далеко, за решетками и намордником, сереет утреннее небо.