«Пролетарий» попытался было поднять пистолет левой, но Данил уже его достал, выкрутил левую, прижав к себе спиной и прошипев сквозь зубы:

— Тихо, больной, не дергайтесь…

Под ногами у них валялся тупорыленький ПСС…

Какую-то секунду «пролетарий» еще принимал Данила за настоящего врача, заорал сгоряча, выдираясь:

— Отойдите, не ваше дело!

И поник от мастерского удара ребром ладони повыше уха. Пачкая халат кровью, Данил проволок его к машине, затолкнул внутрь. Японец уже извлек из коляски «узик» с деревянными щечками рукоятки, повертел.

— Брось дуру! — крикнул Данил. — Мало ли что могло на этом «узике» висеть…

В окнах кое-где замаячили немногочисленные зеваки. Пассажиры «тойоты» все еще пребывали на карачках. Данил свистнул, мимоходом врезал Гнедому носком ботинка по горлу, схватил Ольгу за локоть, протащил к «скорой». Крикнул Японцу, указывая рукой:

— Вон тот ствол подбери!

Запрыгнул в машину последним, шофер врубил сирену, и они понеслись прочь с крайне деловым видом, но соблюдая правила движения. Ольга торопливо разворачивала сверточек.

Пленки там, конечно, не оказалось — пустая кассета:

— Я же тебе говорил… — пожал плечами Данил. — Не расстраивайся, помни про запасной вариант… Вася, вырубай сирену и давай помедленнее…

Пленный все еще не пришел в себя. Японец, разорвав ему рукав, перевязывал рану натуго.

— Обшмонайте наскоро, — распорядился Данил. — Чтобы…

В тесно набитом людьми салоне словно развернулась туго скрученная пружина — пленник дернулся с пола, молниеносно крутнулся, выдираясь, невольно взвыв от боли, совсем рядом с Данилом мелькнуло его лицо, оскаленное в гримасе, все в мелких бисеринках пота, несколько секунд крутилась неразбериха и толчея, под Ольгин визг, азартные вскрики…

Кондрат ошарашил его сцепленными кулаками по темени, буквально в последний миг — вертясь в тесноте, раненый успел ударом подошвы угодить по ручке, дверь распахнулась, сзади недовольно мявкнул чей-то клаксон. Мог и выпрыгнуть…

— Ну, ребятки, это мы волка поймали… — сказал Данил, стягивая перепачканный халат. — А вертится, а визжит… Вот что, со мной остаются Кондрат и Японец, все остальные живенько пересаживаются и дуют на службу, как путние… Тормози.

Когда лишний народ пересел в шедший следом «скорпио», Данил вызвал Каретникова. Минуту слушал, выключил рацию, с силой провел ладонью по лицу…

Около десяти в окно «Интеркрайт-Транспорта» на Каландаришвили влетела граната, пущенная из «мухи». Стреляли из машины, тут же скрывшейся. Два человека убиты, в том числе и директор «Транспорта», состояние двух раненых оптимизма не вселяет, в здании полно силовиков, пожарных и прочих приятных людей…

Он совершенно точно знал, что не мог ничего предотвратить, но легче от этого на душе не стало. Автоматически отметил неточность в донесении — конечно же, из машины не больно-то и пустишь «муху», не будешь знать потом, как проветрить салон, стреляли с улицы, а на машине только скрылись…

— Куда? — через пару минут решился спросить водитель.

— Наручники надели? — обернулся Данил. — Ага… Давай-ка на дальнюю дачу…

— Вас вызывает третий.

— Что там, Максим? — спросил Данил севшим голосом.

— Вас ищет Бортко.

— Меня нет, — сказал Данил. — Пропал я, растворился… Понятно? Выкручивайтесь пока сами, как хотите, а я дематериализовался…

«Дальняя дача» располагалась в лесу, километрах в десяти от восточной окраины Шантарска. Собственно говоря, это была и не дача вовсе — просто каменный домик довоенной постройки, бывшая лодочная станция на берегу озера Белое, знаменитого исключительно тем, что в восемнадцатом колчаковцы тут утопили по-тихому зверски проворовавшегося ротмистра из интендантства, сгоряча с возвращением красных произведенного было пропагандистами Тухачевского в героические подпольщики, но уже через полгода разжалованного. Лодочная станция тихо закрылась в конце семидесятых, когда построили новую в черте города, рыба в озере перевелась еще раньше, так что домик два десятка лет ветшал, никому решительно не нужный, кроме заезжавших сюда на мотоциклах юных парочек. В свое время его купили исключительно в качестве того самого запаса, который не тянет карман, — мало ли что… В порядок кое-как привели, но не было ни особого комфорта, ни постоянного сторожа — так, крыша над головой. В основном сюда ездили «зондеркомандовцы» тренироваться в стрельбе на пленэре, а иногда на близлежащих полянах натаскивали собак для охраны завода.

Данил вылез первым, вдохнул полной грудью чистейший воздух. Пахло слежавшейся хвоей и тиной, стояла тишина, полуразрушенный причал, проломленный там и сям, торчал над водой грустной декорацией к какому-нибудь суперпатриотическому фильму о гибнущей русской деревне (по ящику Данил видел намедни похожий).

Вытащили пленного, несколько бледного от потери крови, но откровенно шарившего по сторонам цепким волчьим взглядом. Все окна в домике закрыты деревянными ставнями, у берега догнивает парочка лодок, чуть возвышающихся над водой носом и кормой. В солнечные дни пейзаж довольно веселый, но сейчас небо заволокли сероватые облака, отчего общее впечатление было скорее унылое.

— Ну, поверти головушкой, — сказал Данил. — В твои годы пора бы знать: если куда и везут, не завязав глаз, то это значит, что обратно и без тебя поехать могут… Метров сорок от берега отплыть — и глы-ыбоко…

— Что-то не вижу я целой лодки, — сказал незнакомец недрогнувшим голосом.

— Ну, лодку и не обязательно… — пожал плечами Данил. — Дать тебе по башке, сунуть за руль, пустить машину в озеро — и разбирайся потом… Она, между прочим, нигде не зарегистрирована, а все документы на нее насквозь фальшивые…