Ознакомительную экскурсию по лаборатории для Лайона О’Рэйли привел сам Рейни. Когда ему позвонили из Группы, чтобы назначить встречу, доктор не скрывал своего удивления.

– Да, я действительно знал покойного Майкла Веллингтона. Кстати сказать, считаю его человеком незаурядных способностей. Шекспироведение в его лице потеряло выдающегося исследователя… Но причем тут моя лаборатория?

Однако Лайон мягко, но настойчиво попросил разрешения приехать.

И вот они шли с доктором по светлым коридорам. Отношения их, поначалу отмеченные некоторой напряженностью, довольно скоро стали почти дружественными. Ибо доктор Рейни никак не мог ожидать, что его собеседник обнаружит знакомство с эпигенетической концепцией развития личности Эрика Эриксона, логотерапией Виктора Эмиля Франкла или тестами Рудольфа Амтхауэра.

– Позвольте спросить, молодой человек, – не удержался доктор Рейни после того как Лайон очень кстати процитировал что-то о холотропном дыхании из Станислава Грофа. – Позвольте спросить, нужели уровень полицейской академии так драматически вырос за те годы, что я не встречался с вашими коллегами? Только без обид!

– Если без обид, то я полицейскую академию не оканчивал, только семинар там проходил, поскольку так положено по процедуре, – улыбнулся О’Рэйли. – А так… учился в UCLA [4] . Там школа вроде неплохая… – Он посмотрел внимательно на Рейни и завершил «дожимание» противника. – Собственно говоря, меня приняли и в Гарвард, но, знаете ли, доктор, я очень семейный человек. И, хотя это звучит странно, не люблю жить вдали от родителей.

Потемкин оказался прав в своих ожиданиях. В Группе были сотрудники куда более опытные, чем О’Рэйли, куда более искушенные в делах, но равных ему по эрудиции и широте интересов не было никого. Сам О’Рэйли тоже получал от прогулки по лаборатории истинное удовольствие. Не так уж часто, расследуя убийства, сталкиваешься с человеком такого полета воображения и такой эрудиции, как доктор Рейни.

И вот что отметил для себя О’Рэйли: сильный лидер обычно интуитивно или сознательно собирает вокруг себя слабую команду. Ему нужны прежде всего люди, которые будут точно исполнять его указания. Такого рода лидеры не склонны тратить время на обсуждения и убеждения – стало быть, если в их окружении появляются сильные игроки – они немедленно как бы сам собой исчезают – ибо играют не по принятым здесь правилам. Хорошо это или плохо – вопрос второй, важно, что система, возглавляемая такого типа сильным лидером, иначе функционировать не может.

Рейни был другим. Сочетание силы собственных знаний, собственного богатства, на которое не могли повлиять никакие кризисы, уверенности в своих силах и спокойной убежденности в верности того, что он делает – это сочетание позволяло Гарольду Рейни набирать на работу людей, гораздо более склонных спорить, чем соглашаться с руководителем. Более того – эти споры на определенной стадии приветствовались, при этом Рейни сумел создать систему, которая четко выявляла, на какой стадии этот обмен мнениями переставал быть плодотворным и начинал тормозить дело. И тогда – таково было железное правило – разногласия откладывались в сторону и работа шла по плану, утвержденному Рейни.

Вот почему сотрудники, с которыми знакомился О’Рэйли, проходя по различным отделам лаборатории, были столь непохожи и по манере поведения, и по внешнему виду, и по возрасту – словом, по всем параметрам.

Среди людей, которым был представлен О’Рэйли, был, к примеру, Сэм Соммерс – человек, весьма похожий на менеджера из какого-нибудь крупного банка – можно было поручиться, что он каждый день меняет сорочки и галстуки и носит корпоративный значок в петлице. (Лайон поглядел на стул, где висел элегантный бежевый пиджак Сэма и с удовольствием отметил, что не ошибся – действительно, есть корпоративный значок! – значок сотрудника лаборатории в данном случае). Был и Дорн Кормак – мужчина около тридцати, внешне похожий на панка – с выбритой наполовину головой, с многочисленными татуировками, где среди змей, мечей и звезд на видном месте находилась свастика. Была и девушка Мэри Мосс – О’Рэйли не считал себя специалистом в вопросах сексуальных отношений, но лесбийские наклонности этой дамы у него лично сомнений не вызвали. А в соседней с Мэри комнате работал Брайан Рондолф – человек, похожий на профессионального спортсмена – без культуристических накачанных мышц, которые можно демонстрировать на фотографии, но весь исполненный мягкой кошачей грации, когда движется человек, хорошо чувствующий каждую мышцу своего тела и умеющий каждую из них в нужный момент заставить работать. «Брайан служил в Seals [5] », – сказал Рейни и О’Рэйли благодарно кивнул – собеседник понимал его без слов.

В последней комнате Рейни, познакомил Лайона с симпатичной молодой блондинкой. Прямые волосы а ля Мирей Матье, лицо будто в рамке – ей это шло, также как безусловно подходила к ее облику свободно ниспадающая кофта – типа блузы художника и широченные штаны, схваченные тесемками у щиколоток.

– Наша наркологическая богиня Лейла! – почти торжественно произнес Рейни, и Лайон подумал, что нет, не чуждо нашему доктору ничто человеческое… А почему должно быть наоборот, собственно?

– Все наши ребята хороши! – продолжил Рейни, но то, что делает Лейла Хоски, стоит особняком даже у нас. Чуть поколебавшись, доктор сдвинул в сторону занавеску в углу комнаты. Там оказался странный прибор, чем-то похожий на старинный фотоувеличитель. Только снизу вместо объектива был блестящий цилиндр, к которому был прикреплен шлем, от которого тянулись в стороны многочисленные провода. Располагалась эта конструкция над хромированным кожаным креслом – что-то вроде зубоврачебного…

– Бич нашего времени – наркологические зависимости! – ответил Рейни на незаданный вопрос Лайона. – Для нас это – одно из приоритетных направлений. При этом, скажу вам по секрету, коллега, это направление приоритетно еще и потому, что имеет очевидный, ясный для всех, в том числе и для правительственных чиновников, выход.

– Ага… – подтвердил О’Рэйли. – Практические результаты и финансирование. По моим данным около одиннадцати миллиардов впрямую тратится на лечение наркоманов. Не считая косвенных затрат.

– Вы, значит, в курсе. Но вряд ли вы в курсе, что именно в нашей лаборатории три года назад был сделан прорыв на этом направлении – и мы все еще не применяем метод широко, но результаты, прямо вам скажу – поразительные.

Доуни был сух и бесстрастен.

– Потемкин, вы здесь, у меня, только потому что на этом по телефону настаивал Хопкинс. Я лично не вижу в приглашении вас на это дело большого смысла. В отличие хотя бы от дела Веллингтона, в котором полезным могло оказаться ваше знание…м…м… этнических особенностей обвиняемого. Так вот в сегодняшнем случае даже этого не слишком важного повода нет, и тем не менее приказания начальства я привык исполнять.