Однако наиболее очевидное и характерное различие можно было обнаружить в самом Лондоне, где разделяющее присутствие Темзы породило в свое время две весьма различные зоны человеческой деятельности и два типа личности. В XIX веке это очень ярко показал Чарльз Маккей в книге “Темза и ее притоки” (1840), где он пишет о южнобережных людях, что “прогресс цивилизации не отразился на них никак… за тысячу лет они сумели лишь сменить шалаши на лачуги и на этой точке остановились”. На северном берегу, говорит он, строят железные дороги и вводят иные усовершенствования, но к югу от Темзы все как было, так и остается. Можно, конечно, объяснять это действием случайных топографических обстоятельств и ссылаться на обилие на южном берегу болот и пустошей, которые теперь во многом застроены благодаря неумолимому ходу цивилизации, – но никакой случайности тут точно нет. Причина – в глубинной природе места, формированию которой способствовала река. Интересно, что в IX веке король Альфред заявил, что, когда он сел на трон, к югу от Темзы не было или почти не было ученых людей. Жители разных берегов эстуария Темзы и сейчас очень плохо знают друг друга.

Есть и языковые различия. Южнее Темзы шелковник трехлистный называют водяной лилией, севернее – кувшинкой. Нивяник обыкновенный в Уилтшире известен как собачья или конская маргаритка, а на другом берегу, в Оксфордшире – как лунная маргаритка. Река всегда была рубежом.

Исток реки – зачарованное место, где проходит граница между царствами зримого и незримого. Он нередко считается святилищем, охраняемым духами юной воды. Влагу, проистекающую из темных земных глубин, можно, помимо прочего, рассматривать как образ человеческого бытия, возникающего из неведомого. Мы следим за тем, как поток выходит из тьмы, из глухой впадины, на свет открытого дня. Это метафора рождения и смерти, начала и конца. Вода как таковая символизирует начало всякого живого существа. Путешествие к истоку – это путешествие вспять, за грань человеческой истории. От истока исходят сила и чистота. От него веет молодостью. Так возникает миф об источнике вечной юности. Это – fons et origo [14] . Это – родник жизни, или, пользуясь образом из скандинавской мифологии, колодец Урд.

Сенека в трактате “Натурфилософские вопросы” заявил, что “если уразумеешь подлинное происхождение рек, поймешь, что больше вопросов у тебя нет”. Исток реки всегда считался местом, дарующим силу и удачу. Когда ассирийский царь Салманасар III обнаружил исток Тигра, он “принес жертвы богам… устроил радостный пир”. Цезарь сказал египетскому первосвященнику, что прекратит свои войны, если ему удастся найти исток Нила. Нерон послал экспедицию на поиски этого истока – но безуспешно. Согласно египетской мифологии, Нил был создан в самом начале сотворения мира, и его исток вечно будет оставаться неведомым. Исток Хуанхэ (Желтой реки), много тысячелетий игравшей жизненно важную роль для Китая и ставшей подлинной матерью его культуры, нашли только в 1952 году.

Для многих мыслителей путешествие к началам рек было в подлинном смысле возвращением в Рай. Существовало представление, что воды первобытного Эдема циркулировали под землей и изливались на поверхность для ее орошения из пещер и пропастей. Исток был местом, где можно приобщиться тайн вечной жизни. В проповедях Бернара Клервоского есть молитва о том, чтобы “реки благодати возвращались к истоку своему и текли сызнова”. В этом контексте самое близкое, чему можно уподобить человеческую душу, – первоначальный источник. Чосер, живший в Гринвиче на берегу Темзы, так обращался к другу, обитавшему выше по реке:

Весьма уместно, что с истоком Темзы связана своя тайна. Любитель старины и топограф елизаветинских времен Уильям Гаррисон сетовал на то, что люди так же непомерно озабочены местоположением этого истока, как “в былые времена истоком Нила, который… так и не был найден”. Он имел в виду то, что право называться истоком Темзы оспаривали два места: Севен-Спрингс (“Семь источников”) и Темз-Хед (“Исток Темзы”).

С географической точки зрения пальму первенства следовало бы присудить Севен-Спрингс в приходе Коуберли, или Кабберли, к северу от Сайренсестера: это место примерно на 12 миль дальше от моря, чем Темз-Хед, и на 90 с лишним метров выше. Здесь имеется старинная каменная насыпь с семью маленькими отверстиями, из которых бьют семь источников. Табличка гласит: Hic Tuus O Tamesine Pater Septemgeminus Fons (“Здесь, о Отец Темз, твой семикратный исток”). Однако признать справедливость этого притязания мешает одно важное обстоятельство. Ручей, которому дают начало эти семь источников, всегда назывался Черн, и он впадает в Темзу в районе Криклейда. Нет сомнений, что он течет издревле – его название происходит от кельтского chwern, что значит “быстрый”, – но где же все-таки исток Темзы?

Исторические документы согласно отдают предпочтение Темз-Хеду. В начале XVI века Джон Лиланд утверждал, что “Исида”, как он называл Темзу, берет начало “недалеко от деревни, называемой Кембл, в полумиле от Фоссуэя [16] ”; в том же столетии Джон Стоу отметил, что “прекраснейшая и благообразнейшая река начинается в Котсуолде, примерно в миле от Титбери и на таком же расстоянии от тракта, называемого Фосс”; Уильям Камден писал, что “она проистекает близ Тарлтона, около знаменитой дороги Фосс-уэй”. Цитаты можно было бы приводить и дальше, но вывод ясен. Фоссуэй – это нынешняя дорога A 433, и исток Темзы находится совсем близко от нее.

Темза начинается в поле, называемом Трусбери-Мид, подле бывшего римского лагеря, от которого до сей поры осталась насыпь, называемая Трусбери-касл (Замок Трусбери). Без сомнения, лагерь был устроен здесь из-за близости к источнику, и вполне вероятно, что люди селились здесь гораздо раньше, чем пришли римляне. Соседняя деревня называется Юэн – от саксонского слова, означающего ручей или родник. Итак, с очень древних времен это место считалось особым, или святым, из-за протекающей здесь влаги. “Лицо” округи сформировалось на протяжении столетий. Томас Лав Пикок запечатлел ее облик в хвалебной поэме “Гений Темзы” (1810):