– Мне трудно судить о намерениях других, не зная их планов.

Княгиня Гагарина, все время поворачивавшаяся к Сипягину левым ухом, которое лучше слышало, прошамкала:

– Да уж, трудная пошла жизнь… Евреи и социалисты обнаглели.

Сипягин прибыл к Немчиновой по воле случая. И все началось за несколько дней до раута, о котором мы ведем речь.

У Сипягина была в Москве любовница, муж которой считал себя поэтом. Любовница умоляла Сипягина помочь мужу. Тот жаждал стать почетным членом Российской академии наук, а президентом академии был Константин Романов. Сипягин скрепя сердце обещал обратиться с этой просьбой к великому князю.

Так счастливо случилось, что великий князь, которого близкие называли кратко К. Р. (именно так он подписывал свои сочинения), находился в Москве. Князь Феликс Юсупов, человек ума малого, но титулованный и богатый, с восемьдесят шестого года адъютант великого князя Сергея Александровича, якобы по старой памяти приехал навестить Сипягина в его московской квартире. Но у этого визита тоже была причина: супруга Юсупова Зинаида Николаевна хотела просить Сипягина о смягчении наказания сыну няньки Юсуповых. Этот сын что-то натворил в деревне, и его теперь должны были судить.

Сипягин тут же позвонил по телефону своему дежурному офицеру и приказал в трехдневный срок сообщить ему суть заведенного дела, и если есть возможность, то и прекратить дело вовсе (что и было сделано).

Юсупов благодарил и, прощаясь, сказал:

– Приезжайте, Дмитрий Сергеевич, к нам в гости, в Архангельское. По субботам у меня игра.

– Но у вас, князь, есть нечто более заманчивое – великолепная итальянская опера!

– Да, голоса нынче ах какие подобрались! – с удовольствием откликнулся Юсупов. – Костюмера из Франции выписал. В среду ставим «Севильского цирюльника», буду рад видеть вас. Обещали быть Сергей Александрович с супругой Елизаветой Федоровной, его адъютант генерал Джунковский, молодой граф Аполлинарий Соколов – скандалист и задира, но весьма милый молодой человек. В эту субботу обещал непременно быть К. Р.

– К. Р.? – переспросил Сипягин. – Прекрасно! Обязательно буду!

Сипягин в Архангельское приехал под вечер. Величественный столетний сосновый лес стыл в остром морозном воздухе. Снежный наст искрился мириадами бриллиантов под косыми лучами заходящего солнца.

Сипягин сладко зажмурился, не выдержал, сдернул шапку.

– Ах, Господи, красота мира Твоего объемлет душу мою! – И на глазах пожилого чувствительного человека блеснула слеза.

Во дворце Юсуповых и впрямь собиралась теплая компания. Слегка перекусив и выпив по рюмке-другой, отправились в театр, где слушали фрагменты из «Севильского цирюльника».

К. Р. не появлялся.

Потом вдвоем с Юсуповым пошли гулять по заснеженному парку.

Высоко стояла полная луна, вокруг нее сказочной красотой светилось млечно-туманное кольцо. На ее лик белесой мутью быстро наплывали облака, в бездонной вышине мешались с чем-то могильно-черным и исчезали в безбрежном ночном пространстве. Холодные льдинки далеких звезд загадочно глядели из черной провальной неизведанности. Юсупов сказал:

– В этом парке любил гулять нынешний государь. После коронации и несчастных событий на Ходынском поле Ники с Александрой Федоровной пробыли у меня в Архангельском ровно три недели. Они часами бродили в сосновом лесу и по лугам, спускались к Москве-реке. Государь, покидая Архангельское, пожал мне руку и сказал: «Радость сердечная – попасть в это хорошее тихое место! Мы душой отошли тут».

Рванул студеный ветер. Закачались верхушки старых деревьев, с них посыпался снег. Набежали черные облака, полностью закрыли луну. Юсупов поежился и сказал:

– Однако морозит. Пойдемте в тепло! Может, К. Р. приехал?

И они вернулись во дворец, сиявший мрамором, бронзой, хранивший тот непередаваемый запах, который десятилетиями сохраняется лишь в богатых домах. Пылал камин, на нем весело раскачивали маятником громадные малахитовые часы, отделанные золоченой бронзой. На стенах висели шпалеры и громадных размеров ранние голландцы.

Великий князь еще не приезжал.

Затем ужинали, немного играли в вист. Сипягин досадовал, что понапрасну потерял время, и в начале двенадцатого раскланялся, спустился в мозаичный вестибюль. Он уже надел шубу, как прикатил Константин Романов. Он раскраснелся от мороза, был оживлен и любезен. Сипягин сказал:

– Константин Константинович, у меня к вам небольшое дело по Академии наук, и мне очень хотелось бы разрешить его. Когда можно вас навестить?

К. Р. сразу помрачнел – он не любил просителей, – но тут же с привычной светскостью скрыл досаду, любезно улыбнулся:

– А! Я очень рад услужить вам, Дмитрий Сергеевич. – Еще на миг задумался и решительно сказал: – Если дело небольшое, то, может, сейчас и решим?

Сипягин уже набрал в легкие воздуху, чтобы кратко и задушевно изложить суть дела, но в этот момент на лестнице раздался высокий голос Феликса Юсупова, торопливо спускавшегося к гостю:

– Боже мой, какое счастье! Здравствуй, Костя…

К. Р. выразительно посмотрел на Сипягина, как бы говоря: «Вот видите, словом нельзя перекинуться!» Вдруг остроумная мысль пришла ему. Сказал: