Историческая дата: 6 апреля 1893 года. В этот день состоялся дебют Азефа.

Вставив в ручку новое перо, после пяти или шести черновиков он со всей старательностью заскрипел по бумаге (соблюдаем все особенности оригинала):

«В жандармское управление г. Ростова н/Д

Заявление

Сим имею честь довести до сведения Жандармского управления, что в Ростове-на-Дону имеется кружок рабочих-социалистов, предводительствуемый некоторыми интеллигентными лицами, из которых гг. Фишман Дмитрий, Алабышев Василий состоят в переписке с здешним карлсруйским кружком революционеров, задающихся целью соорганизовать революционные силы как за границей, так и в России, для таковой цели отсюда посылается в Ростов-на-Дону перевод сочинения Каутского „Программа социал-демократической партии“. Переписка ведется непосредственно с лицами Мееровичем, Самойловичем и Козиным. Если мои сведения окажутся Вам необходимыми в дальнейшем, то я не откажусь их сообщать.

Готовый к услугам покорный слуга W. Sch. (poste restante)».

Четыре следующих дня Азеф пребывал в нетерпении, весь раздираемый мучительными сомнениями. Внешне он оставался самим собою: слушал в политехе лекции, гулял по Шлоссплацу перед ратушей, любуясь бездонным и по-весеннему чистым небом, сходил вместе с Самойловичем в театр, где смотрел пьеску «Шалости Казановы», шутил с товарищами, пил вечером красное вино, обсуждал программу революционных действий, в общем хоре пел «Письмо раввину Шнеерзону». Но в голове тревожным набатом билась мысль: «Придет ли ответ? А если и придет, будет ли он благоприятным? А что, если вдруг узнают мои заклятые приятели – просто побьют или сразу зарежут?»

Занял у Мееровича десять марок и целую ночь провел в доме под красным фонарем в объятиях лукавой прелестницы Анхен.

Но продажные ласки теперь мало приносили радости. Внутри Азефа все клокотало. То ему казалось, что его послание перехватят на почте и отдадут его же товарищам, то был уверен, что письмо ростовские жандармы выбросят за ненадобностью. «Во всяком случае, – успокаивал себя Азеф, – если я когда-либо окажусь в руках полиции, то заявлю, что был заодно с революционерами с единственной целью: быть полезным властям. И они будут обязаны отнестись ко мне со снисхождением». Тоскливо вздыхал: «Но хуже будет, если письмо каким-либо образом попадет к товарищам! Впрочем, это весьма вряд ли, а что точно, так это то, что мне до зарезу деньги нужны! И вообще, зачем меня черт дернул писать в Ростов-на-Дону? Что за город? Провинциальная дыра. Пожалуй, теперь же, незамедлительно следует направить еще одно письмо, прямо в Петербург. Дело будет верней!»

10 апреля начинающий борец с революцией вновь старательно скрипел пером. Теперь рапорт, повторяющий содержание предыдущего, был адресован самому «господину директору департамента». Фамилии его Азеф не знал. Сочинитель слезно повторил просьбу: коли сведения окажутся полезными, то уведомить заказным письмом до востребования. Но о главном – о деньгах – ни-ни, хотя именно в деньгах была вся суть.

И вот радость! 25 мая из столицы пришел ответ, датированный третьим числом. Мелкий чиновник Департамента полиции по фамилии Семякин словно окатил разгоряченного доносчика ушатом ледяной воды. Он равнодушным, сухим тоном извещал: департаменту все известно о существовании революционного кружка в Карлсруэ. И если что-то в какой-то степени и может быть любопытно, то это сообщения о переправке в Россию транспортов революционной литературы.

Азеф сразу же перехватил инициативу и сумел поставить на место скудоумного чиновника:

«Милостивый государь! В ответ на Ваше письмо от 3 мая имею честь сообщить, что я со временем сумею доставлять Вам достоверные сведения о транспорте в Россию изданий нелегальных, так как кружок здешний задается целями завязать сношения с революционерами в России, для чего необходимо: объединить всех живущих по различным городам за границей русских, создать новую серию изданий рабочей литературы (первый выпуск выйдет в непродолжительном времени), препровождать эти издания в те места России, где имеются рабочие революционные кружки, и получать для всей этой деятельности материальные средства из России. Об этих целях кружка я сообщаю Вам потому, что, я полагаю, вряд ли Вам знакомы именно эти цели, несмотря на то, что Вам знакома деятельность кружка. Эту задачу поставил себе кружок сравнительно недавно. По моему мнению, сведения о том, как завязываются кружком сношения, с кем, посредством кого, в каких местах, кто из России сюда приезжает, кто отсюда едет в Россию для завязывания сношений и добываний средств, как эти средства доставляются, какая литература печатается, кто занимается этим делом и где в России есть революционные кружки, – все эти сведения, по-моему, гораздо важнее, чем достоверные и точные сведения о транспортах, которые бывают очень редки; обнаруживание одного транспорта прекращает на долгое время транспортирование, а печатный материал отдельными экземплярами перевозится единичными лицами. Все перечисленные сведения, весьма точные, не исключая и транспорта литературы (которого еще из Карлсруэ, по крайней мере за мое пребывание, не было, но в котором карлсруйцы будут участвовать, так как это главным образом и ставится целью деятельности кружка), я могу и желаю Вам сообщать под следующими условиями. 1) Чтобы мое имя было только известно лицу, ведущему со мной переписку. В противном случае может стать известным и здесь, а это помешает делу… и 2) Чтобы я получал ежемесячное вознаграждение в размере не меньше 50 рублей».

Вот тут-то дебютант допустил оплошку! Подобные услуги оплачивались гораздо дороже, но полсотни рублей для нищего студента деньги громадные, а осторожность – признак мудрости.

Департамент полиции быстро установил имя корреспондента. Сделали запрос, и ростовская полиция сообщила в Петербург необходимые сведения: «Евно Азеф человек неглупый, весьма пронырливый и имеющий обширные связи между проживающей за границей еврейской молодежью, а потому и в качестве агента может приносить существенную пользу, и надо ожидать, что, по своему корыстолюбию и современной нужде, он будет очень дорожить своей обязанностью».

Характеристика для кандидата в борцы с крамолой была прекрасной, хоть заказывай шампанское и оркестр.

Каждое утро, когда золотые солнечные лучи разбивались о могучие башни средневекового замка, Азеф заходил на почту – он с нетерпением ждал известий из Петербурга. И вот старый почтальон Гуго, с лицом замученной лошади, молча протянул конверт и, как показалось Азефу, с укоризной посмотрел на него.

Азеф теперь везде, повсюду, всегда видел подвох, кривую усмешку, испытывал неодолимый страх разоблачения. И этот страх заставлял его вполне искренне ненавидеть тех, на кого он доносил.

Азеф быстро спрятал конверт в карман, заспешил в «Викторию». Закрывшись на задвижку, два раза перечитал послание. Департамент полиции уже откровенно писал о своей заинтересованности в «фактических сведениях о революционерах» и обещал ничего не делать такого, что бросило бы тень на своего агента. И еще: департамент просил возможно подробнее обрисовать всех, кто входил в революционный кружок в Карлсруэ.

Азеф решил: «Сегодня пропущу занятия, надо срочно ответить на письмо! Дело ясное, скоро пришлют деньги».