Выпускники в восторге — такая честь — смертельно опасная практика в таинственной долине туманов! Участие в Большой охоте! Это будет незабываемо. Это прославит их на всю Суларию!

Вино льется рекой, десятки глоток ревут праздничную песню «Виват, виват милард Кардин». На мягких софах парочки целуются, в небольшом будуаре Гарри уговаривает маленькую маркизу отдать ему ее девственность, это ее первый выход в свет, а такой важный человек уже влюбился в нее, ей так хорошо, легендарный герой с придыханием клянется в любви, горячо шепчет милые глупости ей в красное от смущения ушко — слова вечной любви: «Навсегда! Навсегда! Люблю!» — от его шепота такие сладкие мурашки по всему телу… Горячие поцелуи, еще чуть-чуть вина, восторженные, влажные глазки, приподнятые юбки, потные ладошки уперлись в стену, тихий «ой», «хватит», «не надо», куда там — Гарри удовлетворенно хмыкнул, крякнул и начал ритмично двигать бедрами под аккомпанемент сдавленных стонов девушки, довольный Гарри, от вожделения, закатывая глаза, наращивает темп, маркизочка стоит у стены в неудобной позе, кряхтит…

Саблот с интересом бросает взгляд в сторону комнаты, где забавляется хозяин, когда тот закончит, настанет его очередь утешать маркизочку…Хозяин всегда делится такими дурочками…

Для Айрин этот день был сплошным кошмаром. Сегодня утром ее неожиданно, впервые за пять лет, навестил отец Барон Ариман де Сансет. За те годы, что Айрин провела в университете, отец почти не изменился. Лишь несколько седых нитей появилось в его усах и маленькой, узкой бородке. Айрин ожидала увидеть отца растерянным и подавленным скоропостижной смертью его последней жены и была немного удивлена, найдя его довольно бодрым и веселым. Сама Айрис до сих пор переживала неожиданную смерть казалось бы совершенно здоровой мамы. Она была ее единственным другом. Мать ее умерла десять месяцев назад. Потеря оказалась невосполнимой, душевная рана кровоточила до сих пор. Единственным, хотя и странным, неестественным утешением для Айрин служила мысль, что смерть хотя бы освободила ее мать от многолетнего глубокого разочарования и боли, отчаяния, в которое ее повергла жизнь с Бароном де Сансетом.

Отец оглядывал свою дочь с явным удовлетворением.

— Говорят ты сильный маг! Горжусь, горжусь доченька, моя кровь!

“Как на кобылу смотрит, сейчас зубы заставит показать», — с омерзением подумала Айрин, когда отец задумчиво обошел вокруг нее:

— На мой вкус худовата. — Вздохнул наконец отец. — Во всяком случае, твоя красота превзошла все мои ожидания. Правда, кожа у тебя, на мой взгляд, чересчур белая для твоих глаз и волос, но в этом тоже есть свое очарование. Впрочем, на вкус и цвет… — Опять помолчал, поцокал, — а грудь ничего, — ткнул пальцем, покачал ее груди из стороны в сторону, Айрин передернуло от отвращения, но она не могла ничего сделать, до замужества она полностью принадлежала отцу и тот мог делать с ней все, что угодно, вплоть до постельных забав. — Я заметил, что нравы у вас тут… Ты все еще девственна, как я и велел? — Айрин покраснев, кивнула. Только бы не начал проверять. «Как я его ненавижу! Этим абсолютно бессмысленным вопросом он еще больше унижает меня!»

Как будто она могла нарушить повеление главы рода, да еще приказавший ей через печать рода хранить девственность. Сделал ее объектом всевозможных насмешек — «вечная дева», «девственный цветочек» — как только не называли ее в университете. Нельзя сказать, что Айрин отчаянно стремилась поэкспериментировать в области телесных отношений, несколько липких поцелуев в темном углу за колонной не приоткрыли таинственной завесы притягательности чувственных отношений, более того, она была уверена, что если бы не приказ отца, она все равно не прыгнула бы в постель студентов.

— Отлично. Да, кстати, у тебя появился братик Буатан.

“И когда только успел? — Удивилась Айрин, — Так оперативно и новую женщину найти и забрюхатеть…Он для этого сюда явился? Сообщить, что у него очередная, какая там по счету, шестая, седьмая жена?»

Неожиданно барон добавил:

— Граф Доррет де Вепер де Молон просит твоей руки.

— Моей руки? — удивилась Айрин. — Но я же его не знаю! — “Хотя какая разница? Главное сколько он предложил»

В этом была вся надежда Айрин. Она действительно была очень сильной целительницей, ей главное получить диплом магини и она сможет заработать достаточно денег, чтобы выкупить себя. Она знала, отец скупой, душу готов продать, она надеялась, что он подождет хоть немного, что у нее будет шанс… Шанса не было…

— Знаю, не знаю! Какое это имеет значение! Ты магичка, а это главное. Кто не хочет иметь детей от магички! И мой сосед заверил меня, что о более лестном браке для любой своей дочери я не могу и мечтать.

— Сколько он предложил?

У нее уже есть кой-какие накопления, но конечно этого не хватит, но может, если предложить больше, намного больше, да под процент, да заверить договором крови, может отец согласится! Айрин глубоко вздохнула, открыла рот, чтобы начать переговоры…

— Барон Миран де Гий тоже просит твоей руки, но он, по моему мнению, слишком беден для невесты носительницы древней крови. Но у него замечательные земли с огромным потенциалом… — Барон де Сансет помолчал, пожевал губами, улыбнулся. — И еще четырнадцать человек прислали мне свои предложения. Заманчиво, все так заманчиво. И рудники, и золото, и титул, х-хек, — потер руками отец, — ты принесешь мне богатство.

— И кому же ты дал согласие? — Упавшим голосом спросила Айрин. Для нее все кончено. А она еще на что-то надеялась. Думала, что если станет лучшей, заработает денег, выкупит свой родовой долг и будет свободна — искусная магиня, а не свиноматка — ошиблась.

Барон Арман сиял от радости.

— Я всем отказал! — Айрин удивленно вскинула на него свои прозрачно-голубые глаза. — Император Суларской империи Витлас Август Вольват Донессийский Вазул требует твоей руки! А ско-о-о-лько он заплатил! Ха-ха, мы, я богат!

На какой-то момент Айрин растерялась. Но по мере осмысления услышанного ее охватывал ужас. Глаза девушки были широко раскрыты, а лицо напрочь лишено красок.

Прогуливаясь в это теплое февральское утро с дочерью по дороге, идущей через овраг, барон концом своей палки сбивал примулы, растущие на обочине.

— Я вынужден был согласиться! — Слова повисли в воздухе, барон замер, словно дожидался, когда дочь их полностью воспримет.

— Но он же старый! — Возмущению Айрин не было предела. — Он же садист и убийца! Сколько уже жен он сменил! Двадцать, двадцать пять!