Точным пинком под ребра Мазур отправил противника к стене. Двое оставшихся, чуть обескураженные, но не потерявшие боевого духа, насели с двух сторон, тот, что пощуплее, ожесточенно размахивал такой же бритвой, а в руке у верзилы посверкивал ножик посерьезнее, коему оставался один шажок до мачете, не более.

Дела пошли совсем серьезно, и для сантиментов не было ни времени, ни места. Верзила, более неповоротливый, чем хилый напарник, был все же поопаснее, и Мазур в первую очередь уделил внимание ему — пропустил слева от себя руку с ножом, следя, чтобы ненароком не поскользнуться на свежей коровьей лепешке, нанес удар коленом в пах, поймал могучее запястье, в секунду примостил его на ребро верхней доски, как на плаху, резко ударил. Нечеловеческий вопль, нож улетел на шпалы, верзила впечатался лбом в среднюю доску так, что она едва не вылетела.

Вот теперь можно было без помех заняться шустреньким, единственным оставшимся в строю. Он отпрыгнул, уже соображая, что дела плохи, с исказившейся харей манипулируя перед собой нехитрым, но опасным оружием.

«Брось игрушку», — жестом показал ему Мазур.

Ноль эмоций — шустрик, брызгая слюной и тщетно пытаясь напугать противника грозными воплями, дергался вправо-влево и взад-вперед, бросая взгляды на скорчившихся в соломе и дерьме дружков, в отчаянной надежде, что они все же оклемаются и подмогнут.

Мазуру эти половецкие пляски надоели, и через пару секунд он шустрика достал. Только руки-ноги мелькнули. Бичара заокеанский хилой спиной вперед впечатался в боковую стенку вагона-коровника, а его бритва улетела на вольный воздух.

Мазур перевел дух, отступил и прижался спиной к стене, прочно стоя на ногах. Троица помаленьку приходила в себя, они один за другим вставали на четвереньки, а там и на ноги, зло сверкая глазами, что твои киношные вампиры, бормоча, судя по тону, угрозы. В дерьме они перемазались качественно.

Мазур досадливо вздохнул. Было совершенно ясно, что перемирием тут и не пахнет. Едва оклемаются, пойдут в атаку по новой — есть такой человеческий тип, пока руки-ноги не переломаешь на хрен — не успокоятся…

А до места назначения пилить не менее трех часов. Что же, провести их в пошлых потасовках? Нужно отдохнуть, набраться сил, да и пачкаться не стоит, нужно будет выглядеть в пункте назначения относительно приличным странником…

— Стоять! — рявкнул Мазур.

Бесполезно. Точно, они из тех, кому короткая взбучка, хоть ты тресни, не идет на пользу и ничему не учит…

— Ну, извините, — развел он руками. — Я-то, гуманист хренов, с вами по-человечески хотел договориться… Опа!

Вот теперь они остановились, как вкопанные, вся троица. Старенький кольт, несмотря на возраст и все выпавшие на его долю жизненные испытания, все же выглядел достаточно убедительно. Ах, недостаточно?!

Нахмурясь, Мазур чуть опустил дуло и потянул спуск — плавно, без свойственной новичкам спешки. Тяжелая кольтовская пуля ударила в грязные доски аккурат на полпути меж ним и ощетинившейся троицей.

— Ну, настолько мы друг друга все же понимаем, — громко констатировал Мазур. — С вами, как с людьми, а вы…

И он выразительным жестом указал на проем. Ага, поняли, какие там недомолвки — но не хочется им… А что поделаешь?

Он с не сулившим ничего хорошего лицом поднял пистолет на уровень лба верзилы, потянул спуск. Пуля вжикнула у того возле самого уха. Без всякой жалости Мазур рявкнул:

— Пошли вон, кому говорю!

Тот шустрик, что напал первым, первым и кинулся к проему, все оглядываясь, жалко кривя лицо, пытаясь разжалобить и понимая, что — не удастся… Мазур стоял с поднятым пистолетом, неумолимый, как судьба.

Подвывая, шустрик кинулся головой вперед — и тут же исчез с глаз, покатившись по насыпи.

— А тебе особое приглашение нужно, тварь? — заорал Мазур.

Второй шибздик бросился следом. Донесся его приглушенный вопль.

— Ну? — спросил Мазур, криво усмехаясь.

Верзила держался гораздо более степенно и осмотрительно. Он какое-то время пожирал Мазура пылающим взором, определенно пытаясь запомнить эту физиономию на всю оставшуюся жизнь, чтобы посчитаться при случае. Но выхода не было, чего уж там — и последний из криминальной троицы шагнул к проему, взялся за доски, высунул ноги, примеряясь, в последний раз послал Мазуру ненавидящий взгляд. И прыгнул — неплохо прыгнул, грамотно, со сноровкой человека, привыкшего путешествовать таким вот образом, вскакивая на ходу, на полной скорости соскакивать. Умело прыгнул — не вперед, а назад, заранее перебирая ногами в воздухе, ухитрился и в самом деле не упасть кулем, побежал метров десять, потом все же чебурахнулся, покатился с насыпи. Но за него Мазур был спокоен — этот вряд ли себе поломает кости, а вот насчет двух других — вопрос, знаете ли, дискуссионный…

Он спрятал пистолет и перевел дух, стоя у проема, подставив лицо ветерку. Угрызений совести не было ни малейших. Еще апостолы учили, что поступать с людьми надо так, как они поступили бы с вами — а эта троица, никаких сомнений, преспокойно прикончила бы Мазура, окажись они в состоянии. Так что не стоит распускать слюни, не та ситуация. Или ты, или тебя. Ничего похожего на романтичных бродяг Джека Лондона, на лицо ужасных, но прекраснодушных внутри — то ли классик приукрасил реальность, то ли времена изменились, безвозвратно унеся старинную романтику…