— Селина, герцог и вы, граф, — тихо, но твёрдо произнесла я, понимая, что кроме меня это никто не сделает: тётушка на грани обморока, а кузине даже не придёт в голову попросить прощения. — Я приношу вам свои самые глубочайшие извинения. Это мой недосмотр и моя вина.

— Богиня-мать, богиня-мать, — зашептала тётя, жалобно всхлипывая. — Как же так? Как же теперь быть?

— Граф, вы же не оставите меня, — жалобно зашептала Элодия, обращаясь к Торнтону. — Я ведь люблю вас, так сильно люблю, что решилась на бесчестие, попрала нормы морали и закона. Великие, я на всё готова ради вас.

Я бы даже похлопала этому цирку, если бы не была так безумно зла.

— Лео, — предупреждающе произнесла Селина, внимательно наблюдая за братом, который был мрачнее тучи.

— Мы не смели бы вас просить, — вставила тётя, весь вид которой говорил о том, что она еще как смеет и очень надеется, что он спасёт их всех, сыграв роль добропорядочного графа. Боги, как же они наивны. — Слухи быстро распространяются и слуги наверняка…

Как бы вышколены и верны не были они герцогской чете, но правда всё равно вырвется на свободу. Не сегодня, так завтра или через неделю, о позоре Элодии узнают все в столице. И не только в столице, а еще далеко за её пределами. Аристократы любят свежие сплетни. История обрастет новыми подробностями и жизнь девчонки рухнет, затащив на дно и всех нас.

За себя я особо не волновалась. Там в горах мало кто будет смотреть на мою запятнанную репутацию. Но оставалась Делайн и она точно не была виновата в проступке своей мелочной и эгоистичной сестры.

— Вы серьёзно думаете, что я повешу себе на шею это? — холодно произнёс граф и я невольно поёжилась.

— Лео, — вновь повторила Селина и покачала головой.

— Думаете мне нужна в жены глупая, высокомерная, склочная и эгоистичная дурочка, у которой даже хоть какого-то приданного нет за душой?

Конечно, в какой-то мере Торнтон был совершенно прав, но все равно слышать это было обидно. Одно дело знать, а другое слышать, как тебе этим тычут в нос. И как бы плохо я не относилась к Элодии, она была моей родственницей и тётю я любила.

— Граф, — кузина побелела.

До неё наконец-то стало доходить, что несмотря на её желание, красивые глазки и скандал, выйти сухой из воды у неё не получится.

— И я прошу вас освободить мою спальню и никогда здесь больше не появляться.

— Но как же… ведь все будут говорить.

— Вы думаете, это должно меня волновать?

Элодия снова всхлипнула. На этот раз по-настоящему.

— Давайте не будем всё усложнять, — вмешалась Селина. — Я понимаю, ситуация непростая, но выход должен быть.

— А давайте вы будете искать его в другом месте? А вы, госпожа Белфор, — холодные голубые глаза остановились на мне. — Займитесь воспитанием своей родственницы. Я понимаю, что у вашей тёти не хватит мозгов, чтобы перечить этой девице, которая совершенно никого не слушает. Но вы-то сможете это сделать?

— Аккуратнее, граф, — едва сдерживаясь, ответила ему. — Что бы ни произошло вам стоит выбирать выражения. Как настоящему представителю высшей аристократии.

— Не стоит мне указывать, что делать, госпожа Белфор. Особенно вам. Знаете, у меня создалось весьма стойкое мнение, что в вашей семье нормы морали и этики совершенно не приветствуются. Или живя в глуши вы все уподобились крестьянам.

— Леонард! — изумленно выдохнула Селина.

А я…

Я просто преодолела разделяющее нас расстояние и влепила ему такую звонкую пощечину, что чуть рука не отнялась.

В спальне наступила тишина, даже Элодия перестала всхлипывать и дрожать.

Я пожалела о своём поступке еще до того, как опустила руку. Но менять что-либо было поздно, свершившегося не вернуть.

— Айола, — пролепетала тётушка.

Сзади изумлённо вздохнула Селина, но я даже не повернулась.

— Вчера я сказала вам, что никогда не смешиваю работу и личную жизнь. Я ошиблась. Я не буду выполнять ваш заказ. Мало того, я не желаю больше видеть и слышать ничего о вас, граф. Вы высокомерный человек. Ничтожный и мне вас безумно жаль.

— И чего же вам жаль? — спросил он, а я не могла отвести взгляда от красной отметины на его щеке.

— Потому что вы не знаете, что такое настоящие чувства. Да, Элодия поступила опрометчиво, но вы не должны были унижать и оскорблять её. Не должны были обвинять тётю и меня. Настоящий мужчина никогда бы этого не сделал.

— У вас есть предмет для сравнения? Или вы берёте за основу вашего женишка, охотника, который является сыном простого кузнеца. Идеальный образец мужчины, — саркастически ответил Торнтон.