Все смешалось, Хаос, люди. Опасность следует по пятам. С каждым днем отличить добро от абсолютного зла все сложнее, а зарубить на корню так некстати возникшие чувства и вовсе кажется невозможным.
Его глаза — бездна. Его душа — первородная тьма. По уму, улепетывать бы мне во все лопатки прочь. Но стук глупого сердца напрочь заглушает голос рассудка, и…
Черт! Почему я все еще здесь и не в силах отвести от него взгляд?
Русс Алана
Укротитель Хаоса на полставки 2
Глава 1. Мысли путаются
Уже знакомое ощущение полета, сияние золота и резкий толчок. Текстуры, как говорил Бранов, прогрузились, и вся компания с грохотом вывалилась на пол нашей с Оксаной комнаты в общежитии.
— Ох…
Я оказалась прямиком под Мишей, расстелившись по старенькому ковру камбалой. Извиняясь, Миха спешно вскочил, оттаскивая меня в сторонку. Его отец уже подхватил на руки Оксану и уложил на нижнюю койку двухъярусной кровати. Подругу бил не то озноб, не то судорога.
— Семен Аркадьевич, он… рвется… наружу!
Незнакомая, крохотная девчушка с тоненькими запястьями, сморщившись, изо всех сил толкала воздух перед собой. «Император» искрил и сиял, а из страниц то и дело тонкими струйками вырывался дым.
— Анюта, держи. Еще немного! Миха!
Миша с готовностью подскочил к отцу и принялся удерживать Оксану от тряски, а тот рванул к Ане и положил обе руки ей на тоненькие плечи. Трясти девушку, как каштанку, тут же перестало. Действия ее стали четче, точнее. Будто мужчина ей сил придавал, и теперь все меньше столбов дыма вырывалось на свободу.
— Я завлеку, а ты бей.
Семен Аркадьевич сказал это негромко, но твердо. Анюта услышала и кивнула, закусив губу.
Еще немного и книга раскалилась добела. В центре, будто червоточина, зияла дыра. Вращалась и крутилась. Несложно догадаться: если эта сгустившаяся энергия вырвется, нам всем несдобровать.
— Давай!
Аня со всей силы впечатала ладони в обложку, прямо в центр темного вихря. Уж не знаю, как она сдерживала крик, но заорать даже мне хотелось. Инстинктивно зажмурившись, я повалилась на пол.
Не ошиблась. Сверкнуло так, будто граната разорвалась.
— Аня! Анют!
Семен Аркадьевич подхватил девушку, прижав к себе.
— Я не смогла, он ушел. Ушел, — шептала она. — Извините.
Для описания разочарования на ее лице еще слов, наверное, не придумали. Оно было всеобъемлющим и до того горестным, что душа замирала.
Оглядевшись, я нашла свою книжку, вернее то, что от нее осталось.
Теперь уже и для моего разочарования слов не нашлось. Рожки да ножки от «Императора». Рожки да…
— Что происходит? Вы кто?
Оксана слабенько зашевелилась и поднялась на постели. Темные круги под глазами, бледная кожа, — мумия, ни дать ни взять.
Семен Аркадьевич без слов опустил Аню на пол, и та оперлась спиной на стену. Прикрыла глаза. Сам же тем временем достал небольшую книжечку, прикрепленную на поясе. Перебрал несколько десятков бумажных закладочек, раскрыл.
— Читай, — приказал он Оксане, все еще недоуменно вращающей впавшими глазами.
— Что вы…
— Читай!
Оксана глядела на мужчину с недоумением, а затем послушно перевела взгляд на разворот. Губы ее медленно, но верно затрепетали, безмолвно изрекая строки.
Ко мне постепенно возвращалось самообладание. Все обошлось! Мы вырвались! На четвереньках я подобралась к лежащему на спине Яну. Он тяжело дышал и бесцельно таращился в потолок.
— Ян… Викторыч.
Отчество как-то само собой присобачилось, на корню истребив все, что было последнюю пару дней.
— Я в порядке, — Бранов перевалился на бок и выставил ладонь. — Нет. Не нужно этого делать.
Кому это он? Я обернулась. Оксана в тот миг страшно закатила глаза, вздохнула с таким свистом, будто весь воздух в себя приготовилась затянуть и рухнула на постель.
Ничего себе фокусы! Семен Аркадьевич хмуро взирал на меня, перебирая закладки, то и дело слюнявя палец. Взгляд сосредоточенный, ничего доброго не предвещающий.
Я попятилась, елозя задом по ковру. Если эти люди в черном и меня так свистеть заставят, добра точно не жди!
— Пап, — Миша с тревогой уставился на отца, — может, не надо?
— Действуем строго по уставу. Никаких отклонений.
Ян окончательно уселся. Глаза его снова чернее ночи сделались.
— Что они с ней сделали? — уставилась я на Оксану. Та громко и недвусмысленно всхрапнула.
— Память стерли, — бросил аспирант к огромному неудовольствию Семена Аркадьевича. — Я сказал нет!
Судя по всему, стереть память и мне хотели, ведь отец Миши поднялся и уже нашел нужную страничку.
— Устав гласит, случайных свидетелей стирать. Ты должен знать.