– Тьфу! У тебя, Верея Велиславна, не язык, а помело! Словно и не ведунья почтенная, уважаемая, а баба базарная. – Анея отвернулась, раскрасневшись. Совсем наставница старая берега потеряла. Язык у неё всегда был острей, чем у самой Анеи, и с годами только язвительнее становился.

– Баба иль не баба, а пора Предславе замуж. Медведицей скачет, вот пускай медвежаток и плодит. Глядишь, тоже превращальщиками станут.

Анея Вольховна решила не отвечать. Сосредоточилась на кружащей в небе пустельге да на зайчишке, что, доскакав до самой реки, обернулся бобром. А может, выдрой, трудно различить отсюда; само собой, смотрела Анея не глазами.

Имперцы меж тем продолжали себе трудиться. Пыхтели их странные механизмы, визжали пилы, валились вековые деревья. Анея поморщилась – лесу было больно. И не только здесь – по всем предгорьям сейчас трещат вековые боры. Дивы, да и прочая лесная нечисть с юга бежит, через перевалы, в коренные земли подаётся, поближе ко градам. Недобрые дела затеваются, недобрые – деревень на южных склонах хребта хоть и не так много, да погоды здесь лучше, и урожаи вполне сами вызревают, без подземного огня, не то, что на севере. Некоторые поселения уже и до самой реки спустились, выше по течению. Правда, теперь вот имперцы…

– Ну? – проскрипела Верея. – Чего каркала, спрашивается, Анеюшка? Зорька себе кружит, Ольг под берегом смотрит да слушает. Никому до них и дела нет.

– Зрячий там, – мрачно изрекла Анея. – Засел где-то, вперёд не лезет.

– Вот и отлично. – Старая наставница оставалась невозмутима. – Пусть попробуют от него уйти. Сейчас, пока мелкие, пока ничего не боятся. А потом, знаешь, испугаться легко.

– Ох, Верея Велиславна. – Молодая ведунья не глядела на старуху. – Горда ты, воля у тебя что у того дуба; а вот только всё равно, нельзя так.

– Добром да лаской тоже нельзя, – скрипнула старуха. – Пробовали уже. Злость нужна, жёсткость, сила! Балует народишка подлый, нет в нём прежнего страха да к нам, ведуньям, уважения! Ничего, вот как полезут на север эти, с тварями своими стальными, тогда все узнают! Завоют, заплачут, в ножки кинутся – ан поздно будет!

– Да о чём ты, Велиславна? Кто в ножки кинется? Зачем?

– Зачем? Вот когда станешь собственного двора достойна, когда обживёшьего— узнаешь! Тебя бояться должны, бояться и уважать, за две дюжины шагов шапку ломать да в пояс кланяться! А кто не поклонится – тому чирей на зад! Враз почтения тогда-то прибавится! Мало я тебя учила?

– Почтения прибавится? С чего ради? Да и что с тем задом, вот если на нос…

– На нос нельзя – бабе красота первая вещь, будто сама не знаешь? Испугаться испугается, но и возненавидит. А на зад самое то. Мужик же всякого-такого боится до смерти, хоть и вида не показывает – стыдно с чирьем на заднице-то ходить да больно, дружки засмеют! Знаешь, сколько сестрица твоя средняя, Добронега Вольховна, таких вот вещей лечит?

Анея знала.

– Одним словом, Анеюшка, – ехидно почти пропела старая ведунья, – зря ты сюда наведалась. Понимаю, понимаю, ошибку мою ждёшь, порадоваться промаху хочешь. Силушки в тебе хоть отбавляй, а уверенности, что ты именно первая чародейка в землях наших – нету. Двора своего по сю пору не нажила! Слова-то тебе все правильные говорят, а внутри ты сама – не веришь. Потому и за мной таскаешься, аки репей на хвосте.

Двора своего не нажила…

Верно говорит старая ведунья. Нет у Анеи своего двора. Да и с чего б ему взяться? Тот, где Верея сейчас живёт-поживает, Зорю с Ольгом уму-разуму учит – этот двор издавна передавался по наследству от одной чародейки к другой. Не всегда сильнейшей, но всегда – один из сильнейших. И обязательно – самой страшной, кого боялась вся земля.

Кто, если надо, дитя в печь на лопате посадит, когда все иные средства исчерпаны и только так попытаться вылечить можно, или – или.

Кто непослушных три дня по чащобам гонять станет, страхов на них напустит, ветками отхлещет, в болотах искупает. Кто-то, болтали, и совсем сгинуть может!

И кого начнёт мучить, со света сживать дикая сила, с какой уже не справиться человеку, да так не справиться, что других вокруг себя пожечь может – с ними тоже должна управиться эта, самая страшная ведунья, кого все боятся.

Жуткое дело – Анея поёжилась. Дважды при ней управлялась с такими старая Велиславна, творила тех, кто не погибелью для людей родного языка станет, но защитой. Бррр! До сих пор ужас пробирает…

Ей самой, Анее Вольховне, солоно на том дворе пришлось, ой как солоно!.. Так зачем это ей всё? Нет уж, лучше так, как сестрица Добронега – от града ко граду ходить, людям помогать, болезни отводить. Или как сестрица Предслава – на переднем краю, на самой границе, охранять, защищать, если что – так и в драку. А на дворе этом жутком сидеть?..

– Смотри, – вдруг проговорила Анея, точно и не слыша насмешки былой наставницы. – Смотри, Верея Велиславна, вон он – зрячий-то! Не усидел в засаде, высунулся!..