Отец лишь посмеивался в ответ и похлопывал «тойоту» по серебристому боку. Сорокалетний статный красавец с фигурой атлета и обезоруживающей улыбкой, способной сводить с ума женщин и вызывать доверие у мужчин.

Он был полностью уверен в себе и своем «хайлэндере». И, конце концов, Гаврилыч сдался. Получил от отца деньги на опохмелку, минут пять покопался под капотом машины, открыл ворота, а потом… Размашисто перекрестил, отъезжавший «хайлэндер».

От этого жеста сердце мое сжалось в тяжелом предчувствии, превратилось в кусок льда. Так не провожают таксиста, уезжавшего на ежедневную рутинную работу, которая заключается в наматывании километров по городу. Так провожают солдата, который уходит в бой. Возможно, в последний и решительный.

Я помог Гаврилычу закрыть ворота. Думал, что он уйдет, как всегда, не прощаясь. Однако на этот раз король автомехаников задержался, чтобы хлопнуть меня по плечу.

– Хороший, Серега, у тебя батька. Смелый мужик. М-да… Слишком смелый.

– Что-то не так?

– Все не так, пацан.

Гаврилыч выудил из кармана мятую пачку «Астры», закурил и продолжил лишь после того, как пепел с кончика сигареты упал на синий комбинезон.

– Надо понимать, что у всего на свете есть границы. Одни можно и нужно переступать, если хочешь чувствовать себя человеком. Другие… Если их нарушить, легко попасть в беду. Что ж… Будем надеяться, что и на этот раз ничего не случится. Вернется, твой отец, Сережа. Не тот он человек, чтобы увязнуть…

Из этого сумбурного объяснения я ровным счетом ничего не понял. Догадался лишь, что соревнование местных таксистов за поиски самых коротких дорог продолжается и отец вновь намерен в нем победить.

Отец не вернулся. Ни вечером. Ни утром. Ни через неделю…

Он просто пропал. Растворился в воздухе вместе с машиной. Поиски ничего не дали. Их свернули через три месяца. Нет тела – нет дела. Злые языки утверждали, что отец просто устал от семейной жизни и ушел, забрав с собой самое ценное имущество – машину стоимостью пятьдесят пять тысяч долларов. Кое-кто даже говорил, что серебристый «хайлэндер» видели в соседнем городе. Причем за рулем сидел отец, а на пассажирском сиденье – юная блондинка.

Я не верил этим россказням. А мать… Трудно сказать. Она вообще предпочитала не вспоминать об исчезновении мужа, вела себя так, словно ничего не произошло и супруг вот-вот вернется. Правда, несколько раз, по ночам я слышал всхлипы, доносившиеся из материнской спальни.

Прошло три года. Я окончил школу и получил водительские права. Пошел по отцовским и дедовским стопам. Однако, нарушил семейные традиции: таксовал на арендованной машине, строя наполеоновские планы на покупку собственного автомобиля.

Почему вспомнил о «королле», догнивавшей в гараже? Точно не из желания восстановить авторухлядь. Просто прочел рассказ «Кратчайший путь для миссис Тодд» Стивена Кинга и вдруг понял, что история исчезнувшего отца один в один повторяет то, что случилось с миссис Тодд. Она тоже искала кратчайших дорог и, в конце концов, заблудилась в параллельных измерениях. А еще я вспомнил слова Гаврилыча. Не тот он человек, чтобы увязнуть…

Героиня Стивена Кинга заблудилась, а отец увяз? Что имел в виду старый автомеханик-алкаш? В чем увяз? Где увяз? И почему? Ответы на эти вопросы мог дать Гаврилыч, но после исчезновения отца я ни разу его не видел. И не был уверен в том, что он жив. При такой-то любви к крепким горячительных напиткам…

Вот и решил начать с гаража и желтой «тойоты-короллы». Начал и закончил. Сидеть надоело. Прежде чем выбраться и салона, я зачем-то надавил на переключатель фар позади руля. На этот раз мисс Королла отреагировала. Фары зажглись, но… Воспитанные машины так не поступают. От ослепительной вспышки я, на несколько секунд ослеп. А когда способность видеть вернулась… Через лобовое стекло я увидел спальню матери и ее, зачем-то вставшую на журнальный столик. Казалось, что мать собирается сделать что-то с люстрой. Стряхнуть паутину, протереть рожки от пыли? Возможно, все и выглядело именно так. Однако веревка с петлей на конце никак не вписывалась в общую концепцию. И мать просовывала в эту петлю голову… А еще я увидел человека. Точнее не его самого, а его отражение в зеркале. Со спины. Приземистый толстячок в оранжевом комбинезоне, зеленой футболке и синей бейсболке, лихо повернутой козырьком назад, делал руками жесты, очень похожие на те, что делает дирижер, когда управляет оркестром.

Все, что произошло дальше, пронеслось так быстро, что запомнилась лишь резкая, обжигающая боль в руке.

Я как-то оказался в доме, одним ударом ноги открыл дверь спальни. Опоздал всего на несколько секунд. Мать успела сделать задуманное, но ее подвел крюк, на котором держалась люстра. Он не выдержал веса тела и выскочил из потолка вместе с увесистым куском штукатурки. Мать лежала на полу у перевернутого журнального столика с петлей на шее.

Дальше снова – только обрывки воспоминаний. Я пытался привести маму в чувство, рассматривал внушительный кровоподтек на ее виске, полученный, по всей видимости, от удара об угол стола.

Провал. Потом – больница. Там мне накладывали швы на руку, которую я, скорее всего, распорол гвоздем, когда выбирался из гаража. Я отделался парой швов, а с мамой все оказалось гораздо сложнее. После трех часов сидения в коридоре больницы, ко мне подошел мужик в белом халате. Говорил, что-то о суидициде, травме. Слушал я его так внимательно, как только мог, но понял только одно – мать находится в коме, а дела ее настолько плохи, что она переведена на искусственную вентиляцию легких.

За три часа я успел поразмышлять о многом. Чему-то нашел вполне рациональное объяснение, чему-то – нет. Главной загадкой было и оставалось то, как я, сидя в гараже, мог увидеть то, что происходило в спальне матери. Ясновидение? Озарение? Возможно. Однако я все-таки склонялся к тому, что дело было не во мне, а в «тойоте». А еще в странном мужике, который дирижировал оркестром самоубийства. Куда пропал толстяк и существовал ли он вообще?