Больше всего Надя не любила утро, в особенности субботнее и воскресное. В будни будильник просто вырывал ее из сна, настойчивым звоном сообщая, что на часах уже семь и пора бы вернуться в реальность. Надя торопливо умывалась, одевалась-красилась, будила Сережку, помогала ему натягивать колготки, попутно допивала обжигающий кофе, застегивала молнию на платье и заправляла постель. Времени подумать о себе в такие моменты практически не оставалось. А быть может, она сознательно распределяла его таким образом, чтобы не было ни минуты на сожаления и воспоминания. Потом – бегом в садик, на работу, поприветствовать коллег, включить компьютер и вперед – новый день благополучно стартовал. Вечером – забрать малыша, прослушать все его стишки-песенки-новости-радости-горести, приготовить ужин, уложить спать, ненадолго замереть за книгой, фильмом или музыкальной передачей и уснуть самой.

Но пережить выходные было труднее всего. Стоило только открыть глаза, как тоска наваливалась на нее всей тяжестью, будто вобрав в себя всю мировую печаль. В голове крутилась только одна мысль: «Ну зачем? Зачем начался этот день?» Было невыносимо слышать эту звенящую тишину. Сережка еще спал в соседней комнате и его звонкий голосок не нарушал мертвого спокойствия их временного жилища. Иногда она даже укладывала его рядом с собой, чтобы утром не ощущать одиночество так остро и прежде чем вставать, обнять этого родного человечка и услышать самые прекрасные слова, которые только может услышать женщина: «Я так тебя люблю. Ты самая лучшая… мама на свете».

Но обычно сынок спал в детской. В такие дни Наде приходилось брать себя в руки: силой заставив себя улыбнуться, она резко поднималась с постели и распахивала шторы. В последние месяцы она даже перестала их занавешивать, чтобы редкие осенние лучи солнца хоть немного скрашивали ее серую жизнь. Нет, она не жаловалась: у нее лучший в мире ребенок (в свои пять он уже хорошо читает, отлично рисует и поет), неплохая работа (если не брать в расчет небольшую зарплату и строгое начальство), какая-никакая крыша над головой (пусть даже съемной квартиры), внимательные друзья (которым, правда, она не открывала и половины своих мыслей), приятная внешность, хорошие родители… Да, у нее многое было. Не хватало только того самого – женского счастья, о котором поется во всех песнях, рассказывается во всех фильмах и повествуется во всех книгах. А ведь она его знала – это счастье, но совсем недолго – несколько летних месяцев, которые промчались как один день и теперь вспоминались как самые яркие и безоблачные. Она даже не смогла бы точно воспроизвести их в памяти – эти дни и ночи, они как будто слились в одну короткую киноленту, в которой она была главной героиней, прекрасной и любимой. Вот он пишет ее портрет, сосредоточенно хмуря брови, вот смеется над шуткой из старого кинофильма, вот просто смотрит внимательно и нежно проводит по ее волосам, вот они гуляют по любимым местам его детства, вот часами болтают ни о чем… Обыденные вещи вместе с ним обретали особый смысл. Надя тогда просто позабыла себя, свои привычные заботы и желания и полностью отдалась этому прекрасному чувству единения с другим человеком, таким близким и одновременно таким непохожим. Именно так все и было.

Надя никогда бы не подумала, что может стать чьей-то музой. Она и сама писала стихи, вела блоги на литературных ресурсах и с искусством была знакома не понаслышке. Но художники и музыканты были где-то за гранью ее понимания. Они вращались в каких-то своих кругах, обсуждали непонятные ей темы, вели странный образ жизни, совсем не похожий на ее четкий и расписанный по минутам график. Так, ей казалось. По крайней мере, до знакомства с Романом, молодым перспективным художником-дизайнером, который на время приоткрыл ей дверь в свой мир, а через какое-то время вновь ее захлопнул и оставил одну в растерянности на холодной лестничной площадке. Нет, конечно, все было несколько иначе: в его поведении не было и капли неуважения, грубости или лжи. Все было красиво и нежно – даже расставание. Он просто потихоньку вернул ее на землю, не забыв предварительно пожелать доброго пути и счастья. Просто лето закончилось – и закончился ее неземной роман. Сережка вернулся с каникул, отпуск остался позади, туманы и дожди пришли на смену солнечному восторгу – и встречи постепенно прекратились.

Он не поставил точку. Как будто обещал вернуться. И она бы ждала, если бы знала, что он появится. Да вот только Надя понимала, что такое счастье дважды не повторяется. Также понимала она, что придет время и на ее пути появится другой человек, более серьезный, более постоянный и более надежный, что ли, но только это будет совсем другой роман.

Любимые часы Константина Петровича наступали поздним вечером, когда квартира погружалась в тишину и все домашние разбредались по своим делам. Это было время, которое он проводил наедине с собой, отрешившись от забот и тревог суматошного дня, позабыв о рабочих вопросах и семейных хлопотах. В такие моменты он мог делать все что угодно – пить крепкий свежезаваренный чай, разгадывать кроссворд, читать газету или смотреть новости – неизменно было только одно: именно в эти часы Петрович полностью расслаблялся и становился собой. В другое время такое поведение давно стало для него роскошью, поскольку ежедневно приходилось играть десятки ролей (отца, мужа, начальника, подчиненного, советчика, помощника…), что требовало постоянной собранности, выдержки и силы духа.

Нельзя сказать, чтобы все это так уж сильно тяготило: напротив, несмотря на массу нервов и сил, отдаваемых делу, Петрович любил свою работу. В свою очередь на предприятии его ценили как справедливого и толкового руководителя. Подчиненные немного побаивались, но даже самые нерадивые, которым он частенько устраивал разнос, несомненно, уважали. Коллеги были уверены, что в случае экстренной ситуации, когда потребуется незамедлительно принять решение, именно Константин Петрович сможет трезво оценить обстановку и найти единственно правильный выход. В то же время он всегда оставался человеком и никогда не пользовался своим положением, чтобы унизить кого-то или сорвать плохое настроение.

Немного иначе обстояло дело с семьей, где Константин Петрович был скорее советчиком и наблюдателем, но отнюдь не руководителем. Так повелось, что последнее слово всегда оставалось за супругой, независимо от того, касалось ли дело бытовых вопросов, воспитания детей или планов на отпуск, который они с Марией Александровной неизменно проводили вместе. Со стороны казалось, что супруги живут душа в душу и не знают печали, однако, как ни удивительно, за тридцать совместно прожитых лет, они так и не смогли понять и принять друг друга. Нет, они по-своему любили: супруга заботилась о нем и порой даже жалела, а он в свою очередь восхищался ее умением вести быт и находить красоту в обыденности. В молодости они много времени проводили вместе и умели быть нежными друг с другом. Но не было главного – родства душ и взаимопонимания: они по-разному относились к жизни, по-разному видели будущее и строили настоящее – как будто плыли в одной лодке, но гребли в противоположные стороны. В первые годы супружества такие вещи воспринимались как должное и даже вызывали любопытство – непохожесть вкусов и привычек вносила разнообразие в их спокойный и надежный союз. Со временем некоторые различия стерлись, другие уступили место новым, а иные стали причиной постоянных споров и серьезных разногласий. К зрелым годам супруги научились просто не замечать недостатки друг друга и игнорировать мелкие расхождения, хотя конфликты были неизбежны – раздражение и недовольство потихоньку накапливались и порой выливались в бурные ссоры с битьем посуды, истериками и решением «срочно разойтись». Но поутру эмоции всегда остывали, и в доме вновь воцарялось спокойствие.

Все бы ничего, но время от времени в голове Константина Петровича проскальзывала мысль, что, возможно, на протяжении многих лет он проживает не свою, а чью-то чужую жизнь… Эта мысль не давала ему покоя. Особенно ярко он почувствовал это, когда на встрече однокурсников встретил старого университетского приятеля Валентина, с которым в годы учебы их объединяли общие планы и увлечения. С удивлением Петрович узнал, что тихий и застенчивый Валик, который робел при виде девчонок и терялся при устных ответах, стал руководителем собственной фирмы, и даже довольно-таки успешной. После официального мероприятия и банкета, старые приятели разговорились. Валентин, выслушав однокурсника, загорелся идеей перетащить Константина к себе в столицу, сулил место своего заместителя и даже служебное жилье «в паре сотен метров от офиса». Петрович обещал подумать и обсудить с женой, хотя заранее знал, что супруга, привыкшая к размеренности и спокойствию провинциальной жизни, вряд ли поддержит такую идею.