У выхода из канала дожидался меня, как было установлено раньше, связной, которому было приказано принять группу, когда она вернется с арийской стороны. Но, к великому его разочарованию, я вернулся один, без планов о помощи, лишь с печальной вестью о гибели трех моих товарищей и с рассказом о том, как мне удалось спастись.

Итак, первая попытка найти путь к отступлению провалилась.

Я думал, что мне удастся отдохнуть немного после всего пережитого, но мне пришлось принять участие в стычке между нашей боевой группой и немцами на улице Кута, 3.

Мы расположились у окон уцелевшего от пожара флигеля, ожидая врага. И вот появились эсэсовцы. Они спокойно, не боясь "сюрпризов", прошли в ворота и попали под дождь наших пуль и гранат. Несколько эсэсовцев бежало в панике, несколько было убито. Мы отступили без потерь на улицу Мила, 5, не дожидаясь прихода немецкого подкрепления.

В ОГНЕ ПОЖАРИЩ

Когда мы прибыли на улицу Мила, 5, один флигель уже догорал. Люди, находившиеся в убежище под вторым, уцелевшим флигелем, хотели бежать оттуда, ибо огонь приближался. Но в это время в убежище ринулись люди из первого флигеля. И вновь повторилась история с двумя противоположными потоками, знакомая нам по дому на Мила, 9: одни ищут убежища в этом месте, другие бегут из него, чтобы спасти жизнь. Одной этой картины достаточно, чтобы напомнить нам о нашем безвыходном положении.

Среди этой массы отчаявшихся людей мы искали места для всей нашей группы, но не нашли. Тогда мы разделились на две группы, которые пошли в два разных подвала, договорившись заранее о месте встречи.

Группа, в которую попал я, выставила сторожевым Монека. Не прошло и получаса, как мы почувствовали, что над нами нависла опасность. И сразу же послышались выстрелы. Мы не понимали, почему Монек не предупредил нас. Но вскоре все выяснилось. Я вышел из убежища посмотреть, что случилось, и увидел Монека убитым. Немцы, вероятно, стреляли в него из флигеля напротив.

Их набилось уже много во двор.

Я взял оружие убитого Монека и начал пробираться назад в бункер под свист летевших вокруг меня немецких пуль. Я рассказал товарищам о гибели Монека, о том, что во дворе полно немцев и что у нас нет другого выхода: надо вступить с ними в бой.

Мы хотели выйти из бункера, но остальные сидевшие там, преградили нам дорогу: либо мы возьмем их с собой, либо они не пустят и нас. Мы пытались объяснить им, что идем на борьбу с врагом, что они не в силах помочь нам, а лишь будут обузой, - но напрасно. В глубине души они верили, что мы знаем таинственный способ спастись. Мы пытались выйти по одному, но живая стена мужчин и женщин встала перед нами.

Нас выручил пожилой краснолицый еврей из нашей группы. Его звали Соломон, был он плотный, широкоплечий крепыш. Его речь, сочная, полная народных пословиц и прибауток, выдавала в нем варшавского грузчика довоенных времен. В сущности, он не был членом нашей организации. Он примкнул к нам, когда мы находились в бункере на улице Мила, 29, а потом уже не хотел с нами расстаться. Смелый и мужественный в бою, он вызывался добровольцем на самые трудные задания. Так как у нас не хватало оружия, мы дали ему двуствольное ружье с холостыми пулями, служившее нам перед восстанием для тренировок. С этим ружьем он выходил на бой с врагом, и этим ружьем он теперь расталкивал толпу, расчищая дорогу нашим бойцам. Толпа навалилась на него, схватила его ружье и завязалась борьба. Наши ребята незаметно увильнули, а Соломон отпустил ружье, за которое уцепились десятки рук, и люди повалились назад.

Соломон же выбежал из бункера, оставив им свое "оружие".

Наше подразделение укрепилось внутри флигеля и открыло огонь по немцам. Бой продолжался около получаса. Никто из наших не пострадал, каковы потери врага мы не смогли определить, но немцы, конечно, понесли потери, ибо находились на открытом месте, а нас скрывали стены. Не сумев взять нас боем, немцы забросали флигель зажигательными бомбами, и он загорелся.

Мы отступили на улицу Мила, 7, но пламя перекинулось и сюда. Загорелись верхние этажи, а потом пламя спускалось все ниже. Огонь и дым выгнали людей из подвалов во двор. Он быстро заполнялся отчаявшимися людьми с детьми на руках и котомками за плечами.

Все вокруг охвачено пламенем, а единственный проход обстреливался немцами. Но пока можно было держаться в горящем доме, была еще надежда, вопреки здравому смыслу, что найдется какая-то возможность вырваться отсюда.

Наступил критический момент. Мы стояли в море огня: горели крыша над головой и пол под ногами. Уже можно было видеть весь дом насквозь - от чердака до подвала. Мы прижались к балкам, которые еще не загорелись. И в этом безвыходном положении Салька - девушка из нашей группы - в отчаянии предложила всем нам покончить жизнь самоубийством: ведь так или иначе, мы обречены.

Несколько товарищей поддержали ее, но я решительно выступил против. Правда, здравый смысл подсказывал, что самоубийство - единственный почетный выход в нашем положении. Но в глубине души теплилась надежда, что внезапно что-то изменится.

И снова мы с нетерпением ждем наступления ночи. Немцы обычно заканчивают свой "рабочий день" убийств в восемь, и до прихода "ночной смены" у нас есть два часа передышки. Но уже девять, а стрельба все еще продолжается. Должна же она когда-нибудь прекратиться! Эта слабая надежда и дала мне силы удержать товарищей от отчаянного шага.