Наш штабной отдел снабжения должен был обеспечить продовольствием и амуницией боевые группы. Проблема продовольствия решалась так: каждую неделю мы брали у еврейских пекарей хлеб в зависимости от возможностей каждого, остальные продукты мы получали за деньги или бесплатно от отдела снабжения юденрата. Имена пекарей, отказавшихся давать хлеб для нужд организации, были переданы исполнительному отделу, который конфисковал у этих пекарей весь хлеб и другие продукты.

"Хлебная акция" помогла нам поддержать боевые группы, а также внедрила в сознание евреев гетто мысль, что они сами обязаны заботиться о содержании своих собственных вооруженных отрядов.

Исполнительный отдел приводил в исполнение решения других отделов: взимал штрафы, накладывал санкции, конфисковал имущество у тех, кто прятал его и отказывался внести свою долю в общее дело нашей борьбы.

Одним из видов воздействия было заключение в тюрьму на ул. Мила, 2, в центральном гетто или на территории предприятия Тебенс.

Случалось, что ни обыски, ни угрозы не приводили ни к чему: хозяин своевременно позаботился о том, чтобы спрятать свое имущество. Тогда мы прибегали к испытанному средству: арестовывали кого-либо из членов его семьи и держали до тех пор, пока родные не приносили требуемую сумму.

Арестованных проводили через проходные дворы и по крышам, чтобы после выхода на свободу они не смогли указать, где находится тюрьма. А саму улицу Мила они вообще не видели, ибо не доходя до нее, мы завязывали арестованным глаза. Чтобы дезориентировать арестованных, мы водили их в тюрьму и освобождали преимущественно ночью.

Условия в тюрьме были вполне сносные. Арестанты получали пищу и постель. "Общество" было смешанное. В тюрьме сидели не только уклонившиеся от уплаты сборов, но и грабители, которых держали до тех пор, пока не добивались от них сведений об их сообщниках. Там сидели и подозреваемые в сотрудничестве с гестапо до выяснения их вины. Тюрьму сторожила днем и ночью наша вооруженная вахта.

Допрашивал арестантов на ул. Мила, 2, Лютек Ротблат. Материалы следствия он передавал командованию, которое и решало судьбу задержанных.

Такого рода аппарат, состоявший из комитета по делам финансов, отделений сбора денег, заключений и следствий, существовал и в районе предприятий Тебенс-Шульц.

С особой суровостью относились мы к еврейской полиции, обложив ее самыми высокими налогами. Полицейские были наиболее богатыми обитателями гетто: они действовали заодно с немцами, грабя еврейское имущество во время акций. Был случай, когда мы расстреляли полицейского, оказавшего сопротивление нашей группе сборщиков налогов. На совести этого типа была не одна еврейская жизнь, и потому наказание было вполне заслуженным.

Этот случай так напугал полицейских, что некоторые из них со страху сами стали просить взять у них пожертвования в пользу нашей боевой организации.

Меры, предпринимаемые нами для обеспечения необходимых средств на покупку оружия, сочетались с поисками мест, где можно купить это оружие. В конце концов мы нашли их.

На "арийской стороне" поляки-торговцы оружием пронюхали, что гетто стало отличным рынком сбыта их товара, и изо дня в день в гетто приносили все больше и больше оружия. Евреи также взялись за это дело: они покупали оружие у поляков и перепродавали его в гетто. Боевая организация была самым крупным покупателем оружия. Но кроме нас оружие покупали и другие евреи гетто: кто для торговли, кто для самозащиты, если немцы обнаружат их укрытие.

Чем больше становилось покупателей, тем выше поднимались цены. Пистолет стоил 12.000 злотых, потом цена поднялась до 15.000 и выше.

Граната стоила 1000-1500 злотых. В разгар торговли оружием на черном рынке появились винтовки, которые стоили от 20 до 25 тысяч злотых.

Черный рынок процветал, и мы получили возможность, несмотря на высокие цены, обеспечить организацию оружием.

За короткое время каждый член организации получил личное оружие. Постепенно положение улучшалось: мы увеличили свою "покупательную" способность, и иногда получали также помощь от польского подполья.

Теперь у каждого из нас был не только пистолет, но и винтовка и гранаты.

Наша организация расширялась, и мы ставили перед собой все новые и новые задачи. Одной из важных операций была организация производства бомб. Испытание первой бомбы дало хорошие результаты.

Как-то утром все гетто было напугано взрывом: думали, что немцы обстреливают гетто. Началась паника, евреи бросились в укрытия.

И только немногие в гетто знали, что происходит.

У нас уже была своя оружейная мастерская, которая выпускала немало продукции. Наши бомбы были примитивными, но оригинальной конструкции и довольно большой мощности. Немцы позднее удивлялись тому, что мы смогли делать их. Мы также готовили бутылки с зажигательной смесью для борьбы с танками.

Не предполагая, что немцы собираются сжечь все гетто, мы готовили зажигательную смесь, чтобы, отступая, сжигать дома, имущество, ничего не оставляя немцам.

Сырье для оружейной мастерской мы добывали тоже с помощью поляков-подпольщиков на арийской стороне.

Три месяца, отделявшие первое восстание от второго, были для еврейских бойцов месяцами интенсивной деятельности. Много энергии было затрачено на организацию отрядов и приобретение оружия, но еще больше на то, чтобы стать фактически властью в гетто. Евреи все с большим доверием прислушивались к нашим словам. Наша пропаганда пустила корни.