— Ну что, готов к нашему медовому месяцу?

Он выпрямляется и предлагает мне свою руку, а в другой сжимает свое копье. Я кладу свою ладошку в перчатке в его и сжимаю ее, когда выходим из пещеры и направляемся к покрытой слякотью тропе, которая уходит от главного жилища ша-кхаев. Когда мы достаточно далеко, чтобы нас никто уже не услышал, моя ворчливая пара заявляет:

— Не понимаю, чем этот поход отличается от любого другого охотничьего похода, в который мы с тобой вдвоем уходим.

— Разница в том, что вот этот — наш медовый месяц, — отвечаю я, подчеркивая слова, словно это все объясняет. — Он посвящен романтике и сексу, познанию друг друга, и опять-же сплошному сексу и сближению.

— И это то, о чем вы с Шорши разговаривали.

— Девичьи разговорчики, — соглашаюсь я. — Мне были нужны романтические идеи.

Надо признать, что я не самая романтичная женщина в мире, вот я и подумала, что Джорджи в таких делах может быть лучше, чем я. И мне нравятся ее предложения. Насыщенное эротикой купание? Сексуальный стриптиз? Пикантная игра с хвостом? Все это обещает быть веселым.

Р'aхош только рычит, шагая впереди меня, потом переносит меня через покрытую слякотью обледенелую лужу посреди тропы.

— Спаривание не должно быть единственным, чем следует заниматься.

— Так теперь ты вдруг решил, что не обожаешь спариваться? — поддразниваю я. — Да я не забыла все то, что ты вопил, когда твой член был у меня во рту… Если мы хотим, чтобы между нами установилась настоящая связь, мы должны познать друг друга, общаться… делиться мыслями.

Он не смотрит на меня, а шило снова вернулось в его задницу.

— Я бы сказала, что многое можно узнать о мужчине, облизывая его член, но возможно мне только так кажется.

Он ни слова не говорит. Украдкой я вглядываюсь ему в лицо, стараясь делать это незаметно, и совершенно точно, что он покраснел у основания своих рогов. Мой Р'aхош совсем застеснялся, и из-за этого мне чертовски сильно хочется наброситься на него.

Вообще-то, практически из-за всего мне хочется наброситься на него.

— Я мог бы научиться пользоваться твоим оружием, — говорит Р'aхош, отвлекая меня от непристойных мыслей. — Лук. Ты очень искусна, и я хотел бы этому научиться. Ты могла бы меня научить, раз это наш медовый месяц.

О! Меня наполняет прилив острого удовольствия. Он восхищается моим искусством стрельбы из лука? Он хочет научиться у меня? А этот мужчина знает, что именно надо сказать, чтобы сделать меня счастливой. Я сжимаю его крупную ладонь.

— С огромным удовольствием покажу тебе, как это делается. А ты сможешь научить меня кое-каким охотничьим штучкам.

Он на секунду задумывается.

— Ты уже и так лучше любого из людей знаешь, как это делается. Ты научилась разводить огонь, расставлять ловушку, искать след… — Р'aхош продолжает размышлять. — Ты могла бы научиться вести себя потише.

Я стою и пялюсь на него, моргая глазами. Да что за херню он только что ляпнул?

Кажется, он понял, что облажался. Он оглядывается на меня и, увидев выражение моего лица, тут же поправляет сказанное.

— Нет, ничего такого, — с угрюмым видом он заглаживает провинность. — Хотя ты могла бы и этому научиться. Я хотел сказать, что могу научить тебя не шуметь, когда ты идешь по следу. У тебя шаги слишком шумные.

Я похлопываю его по руке.

— Это наш медовый месяц, поэтому я притворюсь, что ты меня только что не оскорбил, потому что я люблю тебя и знаю, что ты любишь меня. Не сомневаюсь, что ты придумаешь что-нибудь потрясающее, чему научить меня, и еще мы друг с другом будем обмениваться опытом, — я ухмыляюсь ему, глядя на него снизу вверх. — И у нас будет много-много невероятно грязного секса, потому что это наш медовый месяц, и это именно то, что у тебя так получается.

Его рога снова заливает румянец.

Часть 2

Р'AХОШ

Я все недоумеваю, каким это образом мне так повезло в выборе пары моего кхая. Когда я впервые увидел людей, то подумал, что все они кожа да кости и болезненно бледные, а Лиз была самой крикливой и упрямой из всех. Я понял, что она моя, в тот самый момент, когда стал резонировать, но по-настоящему так и не осознавал, что именно это значит, до тех пор, пока меня не изгнали, а Лиз бросилась меня защищать. Она пыталась самостоятельно разобраться со всем племенем и портила им жизнь, заставив чувствовать себя ничтожными, чтобы они знали, что все они ошибаются в том, что изгнали меня. Даже сейчас она заполнила свою сумку вещами, которые нам не нужны, поскольку таким образом она может устроить молчаливый протест.

Лиз, конечно, очень шумная. И бледная. И тощая.

Но она сильная, изящная и такая прекрасная. У нее нет каких-либо границ в поцелуях, смотрит на меня с нескрываемой похотью во взгляде и абсолютно мне предана, мне одному.

Я вообще не рассчитывал, что когда-либо в своей жизни смогу испытать счастье иметь пару. Я уродлив, весь покрыт шрамами и молчаливый. Но каждый прожитый день с Лиз — это подарок, и каждый раз, когда я смотрю на нее, меня наполняет болезненно глубокая радость и страстное желание. Она своими стройными ручками захватила мое зачахшее сердце, и остаток своих дней я хочу посвятить тому, чтобы она понимала, насколько бесценна она для меня. Как сильно я ее «люблю», хотя на моем языке это человеческое слово кажется каким-то странным, оно много значит для Лиз.