Он замолчал.

– Говори, - велела Сунильд, и он вновь побледнел, возвращаясь к тяжелому для него воспоминанию.

– Я завернул его тело в плащ и привязал к волокушам, чтобы ты и Соль могли увидеть его в последний раз и оплакать как полагается. Лучше бы мне погибнуть вместе с ним, чем пережить позор. На последнем переходе я увидел, что тело пропало.

– Почему? Ты плохо привязал его? Ты не следил за ним?

– Мне нечего добавить к этому, мать. Ты знаешь все.

– Пусть будет с ним милость Игга и Младших Богов, - сказала Сунильд, словно решившись поставить на этом точку всему разговору. Помолчав, она указала пальцем на пленника, привязанного к седлу лошади.
– Это кто?

Асир обернулся. Быстрым движением отвязал конец веревки, которой Конан был привязан к луке, схватил киммерийца за волосы и подтащил к обеим женщинам. Ударив Конана по ногам, Синфьотли заставил его упасть на колени.

– Я взял его в плен, - сказал Синфьотли.
– Он будет сражаться и умрет во славу Сигмунда, чтобы на погребальном пиршестве потешить душу твоего сына, мать.

Дрожа от ярости, Конан сделал попытку встать на ноги, вскинул голову, бросил на женщин дерзкий взгляд - и вдруг оцепенел от ужаса. Напротив него, всего в двух шагах, стояла та самая ночная колдунья, что подбиралась к спящему Синфьотли в сопровождении огромного белого волка. Только тогда она была прочти раздета, а сейчас на ней было строгое и богатое платье, волосы убраны в девические косы. Ничто не выдавало в дочери Синфьотли сверхъестественного существа. Желая проверить свою догадку, Конан с огромным трудом заставил себя заглянуть в ее глаза. Однако ни кошачьего зрачка, ни зловещего красного отсвета он не заметил. Сейчас перед варваром была просто юная девушка, создание из плоти и крови, такое же хрупкое и уязвимое, как любой другой человек. Однако Конан ни на мгновение не усомнился в своем рассудке: он видел то, что видел. Она ходила босая по снегу, она усыпила Синфьотли одним движением руки, и белый волк жался к ее коленям, как собачонка. Галлюцинации не посещали киммерийца никогда, даже во время чудовищных пьяных оргий, в которых он охотно принимал участие. Что бы она из себя ни строила, эта Соль, какой бы невинностью ни притворялась, Конан не позволит себя обмануть.

– Убери отсюда этого грязного варвара, - велела Сунильд.
– Отправь его к Гунастру. Пусть обломает ему когти. Душа Сигмунда еще засмеется при виде его крови.

Конан наконец поднялся на ноги и попятился назад насколько позволяла веревка - Синфьотли позаботился о том, чтобы пленник не в состоянии был бежать. Он мог делать только небольшие шаги - а что до того, что трудно проделать таким образом большой путь, то это Синфьотли не заботило.

Отступая, Конан не сводил взгляда с Соль. Ему казалось - вот еще миг, и ведьма выдаст себя, и в глубине ее зрачков, странно расширенных, запляшет красноватый свет, отблеск далекого зарева.

– Если ты будешь таращиться на мою дочь, вонючее животное, проговорил у него над ухом тихий, угрожающий голос Синфьотли, и Конан ощутил его тяжелое дыхание, - я изуродую твою смазливую физиономию, вырву тебе ноздри, чтобы ни одна потаскуха к тебе и близко не подошла, даже за деньги.

– В мужчине женщины ценят совсем другое, - нагло ухмыльнулся Конан.

На самом деле юноша имел весьма смутные представления о том, что именно ценят женщины. Пока что ему не приходилось иметь с ними дела. Однако хвастливые рассказы сверстников давали множество пищи для размышлений, и Конан давно уже искал случая убедиться во всем этом на личном опыте.

Вместо ответа Синфьотли ударил его кулаком в лицо и сбил на землю, после чего несколько раз пнул лежащего на боку пленника сапогом. Сунильд брезгливо смотрела на эту сцену.

Из дома уже выглядывали слуги. Дюжий детина с кнутом в руке, повязанный кожаным фартуком, вышел из дома с черного хода, приблизился к Синфьотли и, поцеловав его руку, справился, что делать с новым рабом.

– Отведи на конюшни и там привяжи, - распорядился Синфьотли.
– Смотри только, чтоб не укусил тебя. Будет брыкаться - угости кнутом, да посильнее. Привязывай намертво, так, чтобы и пошевелиться не мог.

Слуга с сомнением посмотрел на Конана, с трудом глотающего воздух, Синфьотли ощутимо ударил его в грудь.

– От такого обращения не откинул бы он копыта, господин.

– Тебе бы самому не откинуть копыта, если будешь ловить ворон. Я лучше потеряю пленника, чем такого верного слугу, как ты.

Детина в кожаном фартуке еле заметно покраснел от удовольствия, передернул плечами, словно желая сказать что-то вроде "мы завсегда пожалуйста", и, нагнувшись, одним могучим рывком поставил Конана на ноги.

– Тяжеловат для своих лет, а?
– заметил он.

Синфьотли рассеянно кивнул. Удерживая киммерийца левой рукой за длинные растрепанные волосы, а правой - за связанные за спиной локти, слуга напоследок спросил:

– А как насчет еды? Я в том смысле, что кормить его или как?

– Дай ему мяса, - распорядился Синфьотли.
– Завтра его заберет Гунастр. Старик сообразит, как его кормить, этого звереныша.

Синфьотли уже поворачивался к слуге спиной, когда тот снова заговорил:

– Простите, господин. А ежели он захочет по нужде?..

– Ни под каким предлогом не отвязывай. Помни: этот варвар - человек только с виду, - сказал Синфьотли.
– На самом деле он хитер, злобен и изворотлив, как молодой хищник. Он животное, помни.

Еще неизвестно, кто в этой сумасшедшей семье настоящее животное, подумал Конан угрюмо. Он боялся, что нынче же ночью ему предстоит узнать это.

– Да помогут нам Игг и Младшие Боги, - пробормотал слуга и потащил киммерийца в конюшню.