— Ну, и что вы можете предложить даме в такую ночь? — спросила Ольга с любопытством.

— Бог ты мой, да водки, конечно, — сказал Мазур светски. — Вы ж не в Петергофе, мадемуазель, а во глубине сибирских руд…

Глотнул из горлышка сам и передал бутылку Ольге. Она старательно запрокинула голову и ухитрилась не облить подбородок. Спросила:

— А что дальше?

— Гулять будем, барышня, — сказал Мазур, взял ее за руку и повел мимо заброшенных домов. — Я, конечно, не агроном, потому виршей читать не буду, но решительно замечу, что ваши трехдюймовые глазки зажгли в душе моей пылающий костер…

— А вы, морячок, это каждой говорите?

— Ни боже мой, только питерским…

Тишина стояла теплая и спокойная. Мазур украдкой оглянулся в ту сторону, где видел костер, но ничего, конечно же, не углядел, тайга заслоняла. Прогулка получилась короткая, как он ни замедлял шаг, прошло минут пять — и они оказались за околицей: с одной стороны нависала скала, с другой скопищем призрачно белеющих колонн тянулся березняк, а впереди продолжалась полузаросшая дорога, уходя в полнейшую неизвестность.

— И это весь променад? — спросила Ольга. — Патриархальность какая. Сонное царство, право. Даже когда здесь люди обитали, решительно ничего не могло произойти, никакого кипения чувств…

— Это вы зря, барышня, — сказал Мазур уверенно. — Ежели всерьез разобраться, и в нашей глухомани попадаются такие страсти, что куды там ихнему Шекспиру. Такие, я бы сказал, вибрации души и коловращения страстей… Только хранцузские расфуфыренные мушкетеришки шпагами пырялись, а здешний народец топорами рубился, не забывши наточить их на совесть, — вот вам и вся разница внешнего облика при полнейшем сходстве унутреннего мира, как в деревне выражаются, микрокосма. Верно вам говорю, кипение страстей бывало почище шекспировского…

Он, перебирая пальцами рукав спортивной курточки, попытался притянуть Ольгу за руку к себе, но она гибко высвободилась:

— Вы меня не обольщаете ли?

— Где уж нам, сиволапым, — сказал Мазур. — Но ежели как на духу — оченно, барышня, вы мне глянетесь, аж под дыхалкой спирает, совершенно как с перепою, только не в пример одухотвореннее и романтичнее. Мы, молвя по-городскому, иллюзиев не строим, где уж тут с питерскими франтами соперничать, раз они трамвай видали вживе и даже на ем неоднократно каталися взад-вперед. Однако и у нас душа нежная, как цветочек — георгин там, али какая дикая орхидея…

Он болтал, играя голосом. Ольга слушала с загадочной улыбкой, полуотвернувшись, иногда бросала на него быстрые взгляды — она тоже увлеклась игрой, щекочущей нервы забавой посреди лунной тишины, навсегда уснувшей деревни и бескрайних охотничьих угодий с обосновавшейся неподалеку на ночлег смертью. Когда Мазур вновь попытался ее обнять, крутнулась на пятке, отпрыгнула и развела руками:

— Надо вам знать, мама меня воспитывала в небывалой строгости, а ваши поползновения весьма даже недвусмысленны…

— Да что вы, барышня, — сказал Мазур. — Нам, людям простым, цельных два смысла в одну фразу нипочем не втиснуть, хошь ты тресни. Одним обходимся. А намерения у меня самые что ни на есть порядошные, я вам и взамуж предложить могу, благо и скотина домашняя у меня хозяйкиного пригляда требует, коровы второй месяц не доены, поросюки без женского догляду сала не набирают. И не вернуться ли нам, кстати говоря, в родную деревню? Хочу вам показать жутко любопытную здешнюю диковину, какой вы в Питере и не лицезрели отроду…

— А по-джентльменски держаться сможете?

— Да изо всех сил! — заверил Мазур. — Вот вам для начала водочки предложу. Птица на ей, на этикетке, правда, без смокинга, да вы уж ее, неразумную, простите. Зато пьется легко, зараза… — Он взял у Ольги бутылку и сам сделал хороший глоток. — Мы тут, надо вам знать, все поголовно джентельмены, так всю улицу исстари и дразнили — джентельменская, мол, слободка. Как у кого половик с веревки убежит да заблудится, или там гусак в нетях окажется — завсегда искать идут к джентельменам, безошибочно узнавши их непринужденный стиль… Позвольте к вам под ручку присоседиться с полной нашей галантностью?

Держась за руки, они вновь прошли недлинный путь до временного пристанища, и Ольга без всякой игры поинтересовалась с любопытством:

— Ну, и где же ваша достопримечательность?

— А эвона, — сказал Мазур, указывая в огород. — Зовется диковинно и завлекательно — сибирская банька. Вы, барышня, таких интерьеров снутри и не видали, впечатление, оно же по-иностранному «импресьон», вас ждет незабываемое…

Ольга покачала головой, приподнялась на цыпочки и шепнула ему на ухо:

— У меня, сударь, стойкое убеждение, что там, в этой вашей экзотической постройке, на мою добродетель покушаться будут…