– Я думаю, что… он умный и зрячий, а мы слепые, как и все родители.

Саша потёр лицо, не сразу фокусируя взгляд очень светлых прозрачных глаз. Он сел, убирая с лица длинную русую чёлку, волосы у него шелковые, блестящие, как у Ю-Ю и моей мамы, и глаза совсем как у них.

– Саша… ты…

– Вы что? С ума сошли что ли? – пробормотал наш сын.

Он сел в постели, одеяло соскользнуло с его плеч, гладкая кожа, выпуклые мышцы, он крепкий мальчик для своих семнадцати лет. Он любил, воткнув наушники, в которых играли современные и не очень рокеры, заняться гимнастикой, отжиманиями, помотать гантели. Несколько лет он занимался единоборствами даже на соревнованиях каких-то побеждал, но потом сменился тренер, наш парень заскучал и бросил. Но ему есть в кого быть крепким и высоким.

– Саша, Ларисы нет.

Он вздохнул, закатив глаза:

– Ну и что? Одурели… я-то при чём? – волосы упруго упали ему на лоб. – У Гриши значит.

Мы с Вальтером переглянулись:

– У какого ещё Гриши?

– Придёт завтра и спросите, что ко мне-то пристали? Заметили, тоже мне. Она уж месяц к нему сбегает по ночам, вы все ничего не знаете, – он посмотрел на нас. – Всё, отстаньте. Придёт, будете расспрашивать… И выключите свет, устроили…

Он упал обратно на подушку, всем видом показывая, что разговаривать больше не намерен.

Я посмотрела на Вальтера, который потянул руку к выключателю. Он мотнул головой на дверь, ясно, что нам нечего больше делать здесь.

Пока мы шли с Вальтером до спальни, я думала о том, что испытываю некое дежа вю, только будто… с противоположной стороны. Так было и в моей семье, когда никто не видел и не интересовался, чем я живу, чем мы с Ю-Ю живём.

Но разве я не знаю и не интересуюсь жизнью моих детей? Мне казалось я знаю всё, я знаю, их любимые школьные предметы и имена учителей, и друзей, я знаю, какие фильмы они смотрят и какую музыку любят, какие мальчики нравятся Ларе и какие девочки – Саше, мы могли даже поспорить о вкусах, причём весело смеясь и подшучивая друг над другом. Они рассказывали о своих влюблённостях и даже поцелуйных романах, никогда не думала, что такое пройдёт мимо…

Мы с Вальтером вошли в нашу спальню, он открыл дверь на балкон.

– Что это такое, Майя? Ты знала, что… что… наша дочь… – он посмотрел на меня с упрёком.

Мне стало обидно, неужели не очевидно, что я удивлена и обескуражена не меньше его? Поэтому я ответила, сердясь:

– Строго говоря, Лариса совершеннолетняя.

Но зря, потому что мгновенно Вальтер взорвался:

– Вон что?! Значит можно шляться?.. – воскликнул он. – Хотя, конечно, ты раньше начала! Когда он тебя? В шестом классе? Или в седьмом? Когда… распечатал?!.. У шлюхи шлюха дочь!

У меня побелело пред глазами, будто всё моё спокойствие, моё терпение, которое я копила и сохраняла в себе, взращивая, как другие растят сад, шарахнуло мне в лоб. Так вот весь этот сад внезапно охватил пожар. В один миг, словно спичка, что он бросил попала в порох.

– Пошёл к чёрту! – я подскочила. – Пошёл ты к чёрту! Обо мне можешь думать и говорить, что хочешь, но дочь ругать не смей! Не смей, слышишь, я не позволю тебе сказать ей хоть что-то такое!

– Ишь ты? Профсоюз б… ей организуете?! – он подлетел ко мне.

– Ещё одно слово…

– И что? Что ты сделаешь мне?!..

Я слушал приглушённые стенами и расстоянием вопли моих родителей. Я привык к этому, привык к вспышкам непонятной мне ревности у отца и тому, что мама всегда смиренно и невозмутимо воспринимала их и не отвечала криками никогда. Это впервые, чтобы и она кричала на него. И всё из-за Ларки.

Ларка, конечно, обнаглела, вот так сбегать, потому что не попалась ни разу и зарвалась. Я говорил ей, чтобы она поговорила с мамой и рассказал ей об этом Грише, с которым она познакомилась на Новый год и с тех пор встречалась, вначале вполне невинно, но потом все произошло уже по-взрослому. Он и сам взрослый, на десять лет старше неё, Ларка влюблена как кошка, странно что мама не замечала, обычно всегда всё чувствует в нас, прямо будто насквозь видит. И спрашивает мягко: «Влюбился? Расскажешь? Или потом?..»

Но так всегда и бывает, самое важное люди и пропускают. И теперь орут друг на друга. Мама в первый раз отвечает отцу. «Не смей ругать её!» – это мне понравилось. Мама защищает её. Всё же ссорятся из-за Ларки, чёрт бы её побрал! Могла бы рассказать всё нормально и законно ходила бы встречаться с этим своим Гришей, пусть и его чёрт возьмёт! Утром скажу ей, всё, что я о ней и её соулмейте думаю.

Я хотел было накрыться с головой и заснуть снова, но услышал, как что-то упало, мамин вскрик и испугался, что отец ударил её. От этой ужасной мысли я вскочил с кровати и бросился в их спальню…

Но я напрасно поспешил с выводами, распахнув дверь с намерением убить отца немедля, если он и правда ударил маму, я застал их…

Я застал их за тем, за чем заставал, впрочем, не раз. Отец дурел и слепнул от страсти, поэтому нередко подхватывал маму в свои руки, целуя и заваливая или прижимая, где придётся. Я знал, как и Ларка, до чего он маму любит и за это одно мы ужасно любили и его самого, за его взгляд на неё, за улыбку, которая неизменно рождалась в его глазах и лице, когда он смотрел на неё или просто думал о ней. Можно сказать, мы гордились этим, ими обоими. Может быть поэтому даже их ссоры не пугали нас, мы всегда были уверены, что они никогда не разведутся.