Шрифт:
— Что случилось? — спрашивает Карина, когда Вадим перестаёт искренне хохотать. Её слова возвращают его к тому, с чего начался разговор. С сомнений, стоит ли оставлять Соню возле себя, жертвуя больничным уходом ради безопасности. — Расскажи, что у тебя на сердце.
Этот спокойный, ласковый голос звучит так тепло и так близко, что он не в силах сказать ей «нет». Вадим выдыхает и начинает рассказывает ей всё, что случилось с ним за этот месяц. Самое сокровенное, самое личное. По-началу робко, с трудом выдавливая из себя особо сложные в душевном плане вещи. Но чем больше он говорит, тем сильнее стирается душевный барьер. Ему становится легко высказать ей все свои страхи, мечты и переживания, которыми ни с кем и никогда не делился. Ни с Соней, ни даже с матерью перед её могилой. Он даже озвучивает истинную причину приезда к ней, внутренне готовый получить за это заслуженный конец их едва восстановившихся отношений. Но Карина не сбрасывает звонок, и он заканчивает всё мыслями после сегодняшнего ужина. Ему тошно. Противно от собственной глупости, собственных решений и мерзких мыслей в сторону людей, которые втянули его во всё это. Он хочет почувствовать на себе тёплые объятия мамы и услышать от неё, что всё будет хорошо. Он скучает по ней. И только сейчас понимает, как сильно ему не хватает её.
— Всё будет хорошо, — впервые с начала его откровений говорит Карина. Её голос кажется ему так сильно похож на тот, который больше никогда не услышит, а от этих эмоций он нервно затягивается остатками второй сигареты. — Под твоей защитой она будет в безопасности. И не отступайся от неё. Теперь ты её единственная опора в этой жизни.
— А ты моя, — выпаливает он то, что на душе, и лупит себя по щеке, размазывая особо наглого комара. Больно. — Я могу в понедельник приехать к тебе часам к десяти? На кофе. Я буду один. Мне всё равно придётся ехать в город.
— На кофе? — по её голосу Вадим догадывается, что она улыбается, и эта улыбка передаётся ему.
— Да. Очень крепкий кофе. На пару кружек. Ведь я всё ещё не расплатился с тобой за целые семь лет тишины. И за стрижку. А теперь ещё это. М? Алло.
Вместо ответа приходит сообщение в ватсапе от неё. Открыв приложение, Вадим удивлённо смотрит на фотку белого махрового халата, поверх которого разбросаны алые волосы. Но его внимание привлекает вовсе не этот контраст, а глубокий вырез в халате, в котором отчётливо видна ложбинка свободной от белья груди.
— Такой сорт кофе подойдёт? — раздаётся из динамика томный голос.
— Это для меня?
— Только для тебя.
— Тогда с нетерпением жду нашу встречу.
— Спокойной ночи. Люблю тебя.
Не дав ему опомниться, Карина сбрасывает звонок. Вадим удивлённо переваривает последнюю фразу. Она никогда не говорила ничего подобного ранее и запрещала ему подобные сантименты даже в самом начале их отношений. «Никакой романтики, только секс» — таково было ею же установленное правило. Вадим начинает задумываться над тем, что она решила отменить его в одностороннем порядке. Может, подзабыла о своих словах, а может третий десяток лет за спиной многое поменял в её мировоззрении.
Он прихлопывает ещё одного комара. Только сейчас Вадим замечает, что его трясёт мелкой дрожью после откровенного разговора, но та уже успокаивается, как наступает штиль после разрушительной бури. Он звонит Майклу, чтобы получить разрешение оставить Соню в доме на постоянной основе. Как и ожидалось, старик воспринимает ситуацию достаточно серьёзно и заверяет, что проблем не будет. После этого они продолжают разговор, обсуждая детали случившегося на кладбище и после него.
Устав отбиваться от комаров, Вадим возвращается в дом. Тихо подходя к кухне, вслушивается в голоса. Соня участвует в беседе наравне с другими девушками, даже с Аней они, кажется, окончательно поладили. Её бодрый голос придаёт ему сил и уверенность в своём решении. Хихикая с какой-то шутки, Соня даже не поднимает на него взгляд и чуть-чуть отпивает ароматный чай, закусывая кусочком торта. Этой тощей панде весело в новой компании. Кажется, идея пустить сюда Вику была очень даже удачной.
Взяв себе пару пирожных, Вадим подходит к сестре сзади и осторожно целует её в ёжик коротких волос на затылке. Она смущённо отстраняется от него, и он уходит, не желая портить сложившуюся идиллию своим вторжением.
Развалившись на диване в гостиной и без особого аппетита поедая десерты, Вадим одним ухом следит за девичьими разговорчиками, а другим слушает один из старых советских фильмов на ноутбуке. А затем ещё один, пока не засыпает там же, с пустой тарелкой на груди.
***
— Вадя! — раздаётся настойчивый голос где-то вдалеке. — Вадя!!! — оглушительный хлопок по плечу и рёв в самое ухо заставляют Вадима подорваться, едва не запустив ноутбук через всю комнату.
— Ты что творишь?! — заспанно, сквозь зевок рычит он, сомневаясь, что его мычание безумной коровы хоть кто-то понял.
— Там это. Соня пи-пи хочет.
— Бра-атик, — сгорбившись над столом, радостно и отчаянно стонет Соня при его появлении, отчего его сердце пропускает удар. — Пи-пи, — как мышка пищит она, сжимая бёдра.
Увидев на столе свою бутылку коньяка, Вадим подхватывает сестру на руки и бежит с ней в санузел. Отвернувшись, придерживает её неустойчивую фигуру на унитазе. Не зная, куда деть глаза, он натыкается на собственное отражение в зеркале. Его орехово-серые глаза выглядят по-другому. В них плещется усталость, а вместе с ней и жизнь, чего он уже давно не замечал.
— Ну-ка дыхни, — требует он, выходя с ней обратно в коридор.
— Не п-п-пила я, — ворчит Соня, но, наткнувшись на его требовательный взгляд, выдыхает ему в лицо.
Сквозь множество ароматов ему не удаётся унюхать присутствие коньяка. Это обнадёживает его. Глянув на сонное лицо сестры направляется мимо кухни. Единственное его желание — уложить уставшую девчонку спать, а затем объявить завершение мирного девичника, превращающегося в распитие коньяка.
— Эй! — Соня дёргает его за ворот футболки.