Шрифт:
— Итак, Волков Иван Алексеевич, сорок три года, — задумчиво произносит и кидает на меня быстрый взгляд поверх очков.
— Он самый.
— Открытая черепно-мозговая, множественные ушибы мягких тканей, раздробленная берцовая кость, и ну и ещё, по мелочи.
Она продолжает перечень увечий на теле пострадавшего, а я закипаю внутри, представив, что пришлось пережить Волку в мирное время. И какая собака это с ним сделала, скажите на милость? Кулаки чешутся — хочется вскочить и что-нибудь разбить. Или кому-нибудь проломить череп — желательно тому, кто причастен, чтобы на своей шкуре испытал всё, что наворотил.
— Молодой человек, вы меня слушаете?
Фокусирую взгляд на уставшем лице Нины Петровны и снова замечаю сеточку глубоких морщин вокруг глаз и губ. Ей лет семьдесят, наверное, но о пенсии, наверное, и не размышляет.
— Задумался, простите.
— Мы сделали всё, что в наших силах, но, сами понимаете, финансирование провинциальных клиник очень скудное…
И да, я понимаю, куда она клонит, но не могу осуждать — к сожалению, в нашей жизни деньги решают если не всё, то очень и очень многое.
— Об этом не беспокойтесь, возмещу все затраты на медикаменты и материалы. Выпишите счёт или наличку привезу, сколько требуется.
Мне действительно не жалко этих чёртовых бабок, лишь бы они помогли поставить Волка на ноги.
— Хорошо, — кивает, нимало не смущаясь, и что-то быстро размашисто пишет на листе бумаги. — Я бы, конечно, рекомендовала вам перевезти пациента в клинику классом повыше, но, боюсь, пока это исключено — слишком уж слаб, может не пережить. Потому ещё пару недель он проведёт у нас, а там посмотрим.
Принимаю из рук врача бумажку с написанной в специальной графе суммой. Ха, я думал, больше запросит, ещё божеские расценки здесь, в провинции.
— Нина Павловна, скажите честно: есть у Волка шансы?
— Не знаю, как там, у опасных лесных хищников, а у вашего друга прогнозы весьма утешительные. — Она мягко улыбается, снимает очки и кладёт их на стопку папок. — У меня сорок лет непрерывного стажа, и я ни разу ещё не ошиблась, когда дело касается вариативности смерти пациента. Да, к сожалению, не всех удалось в этой жизни спасти, но ваш друг вряд ли пополнит моё личное кладбище.
Благодарю за хорошие новости, а Нина Павловна отмахивается, точно в её работе нет ничего особенного. Просто спасает каждый день людей, какая ерунда. В самом деле.
Обещаю в ближайшие пару часов перевести нужную сумму на счёт больницы — ты гляди, официально всё как — и интересуюсь, когда можно будет увидеться с Волком.
— Думаю, не раньше чем через пару дней. Всё-таки в реанимацию даже министра не пущу, у нас с этим всё строго. Да и в ваших, думаю, интересах, Виктор Андреевич, чтобы друг как можно скорее на ноги встал. Потому запаситесь терпением и ждите звонка — вам сообщат, когда посещение представится возможным.
Поднимаюсь на ноги, понимая, что больше мне здесь делать нечего.
— Виктор Андреевич, — окликает меня в шаге от выхода, — всё обязательно будет хорошо.
И, чёрт возьми, этому божьему одуванчику со стальным стержнем внутри я верю.
Всю обратную дорогу до “Солнечных просторов” не могу выкинуть из головы навязчивые мысли, что Волк не просто так оказался в этой сосновой глуши — что-то его сюда привело. Разговор с кем-то? Важная встреча? Свидание?
От последнего предположения улыбаюсь про себя — никогда Волк не проедет ради бабы, даже самой бриллиантовой, дальше ста метров, не тот склад характера. Тогда что? И эта чёртова неизвестность мучает и свербит внутри. Как бы прожить эти несколько дней и не наломать дров? С психу я на многое способен.
Вдруг понимаю, что, если проведу эти несколько дней с Асей, возможно, ничего фатального делать-то и не захочется.
Я никогда не хотел сближаться с женщинами — от этого слишком много проблем. “Бразерс”, друзья, хороший табак, виски и моя боль — вот всё, что нужно в этой жизни для полного счастья. Но Ася как-то дивно вписывается в проекцию моего мира. Странно даже думать о таком, но я хочу быть с ней, а не только в ней. Чудны дела твои, Господи.
Когда подъезжаю к уже знакомому входу в “Солнечные просторы”, ворота оказываются открыты. Внутри бродят немногочисленные отдыхающих, но Аси среди них нет. Припарковавшись и ступив на территорию, замечаю обращённые в мою сторону взгляды — женские, кстати, но наплевать. С ранней юности привык к повышенному вниманию барышень, этим меня уж и не удивишь. Привычка — то, что способно примирить тебя с миром.
Иду, выглядывая Асю, но бесполезно — снова где-то спряталась. Наверное, отдыхает с дороги или ещё что-то. Собственно, торопиться некуда, для начала нужно оформиться здесь на официальных основаниях — всё равно ведь планировал отдохнуть и провести эти несколько дней со своей валькирией. Главное, подальше от шума и суеты, ибо надоело.
— Добрый день, барышня, — говорю рыжеволосой девушке за стойкой администратора. Она бросает на меня почти испуганный взгляд, но быстро берёт себя в руки и растягивает губы в улыбке. — Вот решил отдохнуть в вашем чудном заведении.