– Я не...
– всхлипнула я.

Мне хотелось объясниться, растолковать, что я совсем не боюсь. Вернее, боюсь, но совсем не этого. И слёзы катятся от досады и растерянности, от несправедливости.

Слова комом застряли в горле. Как сказать ему обо всём том, что происходит внутри? Вместо этого я вдруг приникла к его груди, хватаясь за воротник пальто, и разрыдалась, не узнавая сама себя.

Эта новая Саша была я и в тоже время кто-то совсем другой.

Чужие руки легли мне на спину, легонько поглаживая и не торопя. Влад давал мне время избавиться от страхов, выплеснуть скопившееся напряжение. Так, наверное, думал он. На самом деле я украла эти несколько минут, чтобы погреться в его объятьях и попытаться запомнить всё. Его запах, его дыханье на своей макушке, зная заранее, что больше он мне такого не позволит. По крайней мере за те несколько дней, оставшиеся мне в Румынии.

– Сегодня будем отдыхать, - произнёс он, когда я наконец затихла.
– Будем следовать твоему плану и побываем везде, где ты хотела.

"А что будет завтра?" - хотела спросить я, но ответ мог оказаться слишком ужасным, и я сказала: - Можно я буду держать тебя за руку?
– заливаясь краской, не смея поднять взгляд и боясь всего на свете: отказа, насмешки, снисходительного отношения или даже презрения.

Сердце замерло на секунду, а затем Влад перехватил мою руку и повёл за собой.

Кажется, в этот момент я пережила самый счастливый миг в своей жизни. И вдруг подумала, что, может быть, и Влад... он, возможно...

Влад был невероятен, - размышляла я, идя по ровному настилу снега, отставая всего на полшага, чтобы украдкой любоваться ровными чертами его лица, носившими неоспоримую печать благородства и достоинства. Как только я не замечала этого раньше? Или, может быть, замечала, но не придавала значения, думая совсем о других вещах.

Его рука была прохладной, но его прикосновение жгло раскалёнными углями, распространяя по телу тепло.

Вот так это и бывает.

Лёгкие прозрачные снежинки кружились вокруг, оседая на наши плечи, руки. Вокруг ничего не было слышно, кроме скрипа снега под ногами. Даже если бы вдруг заиграла музыка или загалдела толпа, кажется, я и тогда бы ничего не услышала, кроме этого скрипа и собственного сердца, грохотавшего в ушах.

Мы оказались у церкви совершенно внезапно. Она словно выросла из-под земли.

Суровая и строгая, своими чёткими геометрическими пропорциями она противоречила моим скомканным, сбитым воедино чувствам. Такая неправильная, такая ненужная.

Влад не стал останавливаться на пороге надолго, давая мне увидеть старую постройку во всём своём неестественном величии. Он толкнул дверь и мы вошли.

Внутри было темно, слабый свет едва пробивался сквозь толстое запотевшее от времени стекло, погружая нас в сумрак и окончательно стирая реальность позади.

Мужчина неспешно скользил взглядом вокруг, как сделал бы человек, долго отсутствовавший в когда-то знакомом месте. Изящно очерченный профиль неуловимо менялся, стоило слегка повести головой. Тени играли на его лице, то и дело придавая образу оттенки тех эпох, современником которых он мог бы быть.

– Ты бывал здесь раньше?
– тихо спросила я, не желая нарушать торжественную тишину места, где были только мы.

– Несколько раз, - глухо ответил низкий густой голос, резонируя в моей груди. Я очень хотела знать о том времени, когда Влад приходил сюда без меня. Но вдруг мысль о том, что я забуду его ответ, даже если получу, показалась невыносимой, и я решила не спрашивать.

– Значит, здесь покоился легендарный граф?
– я сделала шаг вперёд в направлении алтаря. Там, перед вратами в царствие небесное, была расположена могила в которой и должен был упокоиться легендарный Владислав Цепеш.

Влад понял мои намерения и повёл меня вглубь. Не захоти он сдвинуться с места, я бы тоже осталась там где стояла - я бы сделала что угодно, чтобы не отнимать руку.

Мы оказались у края небольшой ямы. Углубление в полу заволакивал глубокий мрак.

– Уверен, что ты читала больше, чем первые попавшиеся ссылки случайных путешественников, - произнёс он негромко.

Могила была пуста, и это произошло отнюдь не в тридцатые годы прошлого столетия, когда пара археологов, Флореску и Розетти, убрали тяжёлую плиту и не обнаружили под ней абсолютно ничего.