Шрифт:
Разглядывая картинки, на которых прекрасные принцы (блондины в основном) нежно целовали ослепительных красавиц-принцесс (эти-то, ясен пень, все как одна были блондинками), она все чаще задавалась вопросом: почему же таким тусклым и прогорклым, как старое масло, стало ее собственное «долго и счастливо»? Сказки… Все-то в них ладно и складно, и все ниточки связаны, и Добро всегда побеждает Зло. Красота… Но почему тогда так много нерешенного остается в ее собственной сказке? Столько оборванных концов, недосказанных историй… Что, например, случилось с ее подругами – Дот, Эстер, альбиноской Анадиль, которые рисковали своими жизнями, когда шел суд над Агатой? Что сталось с девочками, втянутыми в войну против мальчиков и Арика? Или с леди Лессо и профессором Доуви, когда они столкнулись с возвратившимся Директором школы? У Агаты защемило в груди. А что, если Директор вновь начнет похищать детей из Гавальдона? Она задумалась о родителях, которые могут потерять своих детей, о Тристане – как справляются его родители с мыслью о смерти сына, – о нарушенном в Бескрайних лесах равновесии, где центр тяжести переместился на сторону Зла, о своей некогда лучшей подруге, оставшейся в том сказочном мире…
О Софи.
На этот раз это имя не вызвало у Агаты гнева. Оно прозвучало как эхо, как пароль, открывающий потайную дверцу в ее сердце.
Софи.
Девушка, которую Агата продолжала любить наперекор всему, без оглядки на Зло и Добро. Которую поклялась защищать всегда, и в юности, и в старости, как говорится, до тех пор, пока смерть не разлучит их.
Как же ты могла повернуться спиной к своей лучшей подруге?! Как могла бросить ее там, одну?!
Ты бросила ее ради парня? Да, ради парня.
От стыда у Агаты загорелись щеки.
Ради парня, который теперь даже не смотрит в мою сторону.
Тяжело стало у нее на сердце, тяжело. Все это время она думала, что должна выбирать между Софи и Тедросом ради своего «долго и счастливо», но каждый раз, когда она предпочитала одного из них, ее собственная судьба отклонялась в сторону. Да что там ее судьба – каждый раз все сильнее нарушалось равновесие во всем окружающем мире. И всякий раз, когда Агата вспоминала о преданной ею, брошенной подруге, она все глубже погружалась в ад, который сама же для себя создала, когда выбрала принца, а не Софи. Ах, если бы можно было вообще избежать необходимости делать этот ужасный выбор!
– Я тоже о ней думаю.
Агата повернулась и увидела сидящего возле окна Тедроса. Он смотрел на нее, и у него дрожали губы.
– Я думаю о том, как мы бросили ее, – хрипло продолжил Тедрос, и в его глазах сверкнули слезы. – Я знаю, она была плохим другом, знаю, она на стороне Зла, знаю, что она лгала, прикидываясь Филипом… Но мы взяли и бросили ее… Оставили наедине с тем чудовищем. Мы бросили всех своих друзей из школы, чтобы спасти себя. Ну и что я за принц после этого, Агата? Разве принц может быть предателем? Что подумал бы обо мне мой отец? – Слеза побежала по его щеке. – Я не хочу, чтобы ты бросала свою мать, это станет еще одним предательством. Честное слово, я не хочу этого. Но мы не счастливы с тобой, Агата. Почему? Потому что злодеи по-прежнему живы. Потому что мы с тобой оказались не героями. Трусы мы с тобой, вот кто мы.
Агата посмотрела в просветленное, открытое лицо Тедроса и вспомнила, за что полюбила его.
– Значит, это совсем не тот счастливый конец, которого мы ждали? – тихо выдохнула Агата.
Тедрос улыбнулся и стал окончательно похож на себя прежнего.
И впервые с тех пор, как они возвратились домой, Агата улыбнулась ему в ответ.
3. Что было, что есть… что-то будет?
– Может быть, нам следует закрыть глаза, – сказал Тедрос.
– Или станцевать в пижамах шаманский танец дождя, распевая «Позвони мне, Роза», – буркнула Агата. Спавший у нее на коленях Потрошитель приоткрыл один глаз, повел ушами и снова заснул. – Ладно, вечер уже, я проголодалась, давай лучше поедим. А насчет того, чтобы закрыть глаза… Сколько раз мы с тобой уже пытались сделать это? И ничего.
– Ну, прости. Ты можешь предложить что-нибудь получше?
Агата проводила взглядом рыжего таракана, который не торопясь подполз к запертой на два засова двери и с важным видом просочился в щелочку под порогом.
– Пожалуй, ты прав, – согласилась Агата и прикрыла глаза.
– Вот и хорошо, – кивнул Тедрос, закрывая глаза следом за Агатой. – Ну, раз… два… три!
Агата сморщилась от напряжения, Тедрос тоже, а затем они направили друг на друга свои указательные пальцы, одновременно выдохнули и открыли глаза.
Ничего не произошло. Как не светились их пальцы до этого, так не загорелись и сейчас.
– Может быть, у нас ничего не получается потому, что ты слишком сильно обгрызла ногти, – задумчиво предположил Тедрос, внимательно рассматривая ладонь Агаты.
– Или плакала, – хмуро отозвалась Агата, пряча руку за спину. – Или съела что-нибудь не то. Нам с тобой не попасть в Бескрайние леса, пока к нам не вернется магическая сила. А магия очень чутко реагирует на эмоции. Этому нас в школе учили. Ты сам говорил, что ворота в сказочный мир откроются, только если мы оба и одновременно пожелаем этого…
– И если при этом ни один из нас не будет колебаться, – добавил Тедрос.
– В таком случае, предлагаю сделать перерыв, – раздраженно фыркнула Агата, поднимаясь на ноги. – Завтра утром попробуем еще разок. Сейчас уже некогда. Мама должна с минуты на минуту вернуться.